Искатель, 1982 № 01 - [30]
— Все-таки я чего-то не понимаю, — заявил Гвельтов, вылезая из машины.
Наши пути здесь расходились. Он торопился на рейсовый автобус, идущий в порт, но задержался около меня еще минуту.
— Почему меня отпустили, почему вообще нас оставили в покое, хоть это ты мне можешь объяснить?
— Договор, который они вынуждены были подписать, содержит пункт о нашей неприкосновенности. Пока существует угроза — они будут его соблюдать, во всяком случае, до восьми вечера.
Гвельтов мрачно усмехнулся, пожал мне руку и пошел к автобусной остановке. Некоторое время, оставшись один, я смотрел вслед ушедшему автобусу. Потом вышел из машины и свернул на заброшенную дорогу.
Стояли редкие в октябре дни, наполненные звенящей прохладой и ласковым, почти летним солнцем. Оно словно вознаграждало нас за долгие дни непогоды. Я шел по дороге не торопясь, вдыхая запах увядшей полыни и морских водорослей, что-то он мне напоминал, этот запах. Сейчас я не мог вспомнить, что именно, может быть, мне не хватало дождя.
В тот день шел дождь, и я подумал, что он влияет на поступки людей. Заставляет принимать неожиданные решения. Именно дождь привел меня на эту дорогу. Сегодня дождя не было, но вот я здесь снова. Хотел ли я проститься? Не знаю…
Не знаю даже, с кем именно. С Вестой я уже простился той ночью, когда морское течение навсегда унесло ее от меня, а с ними….. Они были чем-то слишком сложным, может быть, гораздо более сложным, чем это казалось, и слишком далеким от нас. Поняли ли они хоть что-нибудь? Зачем они приходили к нам и почему теперь уходят?
Это был тот самый обрыв. Совершенно прозрачный воздух открывал с высоты безбрежную синюю даль. Ветер гнал небольшие барашки волн, срывал с них солоноватый острый запах морской воды и пены и нес его по степи.
Я спустился вниз, к самому морю. Горизонт сузился и словно прижался к поверхности моря. Волны с шипением ложились у моих ног.
Должен был быть какой-то знак. Не могли они уйти вот так, молча, ничего не сказав, оставив нас в неизвестности и непрерывном ожидании. Сейчас морские течения каждую секунду уносили из бухты в глубины моря последние миллионы их крошечных уснувших тел. Надолго ли? И что случится, если они придут снова? Поверили ли они нам? Смогут ли спокойно спать в своей глубине, оставив в руках человечества нашу прекрасную голубую планету? Или это всего лишь временное отступление, перегруппировка сил?..
Ответ должен был быть где-то здесь. Я это чувствовал, знал, что это так, и ничего не видел, кроме привычного морского пейзажа… Я пошел вдоль берега, все дальше и дальше удаляясь от оврага, по стенке которого не так давно поднимался навстречу наведенным на меня автоматам. За поворотом был грот, причудливая пещера с озером морской воды. Я дошел до самого озера, заглянул в его прозрачную изумрудную глубину. Все было пусто и тихо. Я повернулся и побрел обратно наверх. Ответа не было. Возможно, мы не получим его никогда, потому что он зависел от нас самих.
Эдуард Хлысталов
«КУКЛЫ»
1
Подвинул Иван к окну табурет, протер круглое зеркальце краем застиранной, когда-то голубой майки, приспособил на подоконнике, посмотрелся. Поскреб пальцами заросшие щеки и подбородок. Нет, Москва не, деревня, для нее электробритва не подойдет, щетину станком нужно поскоблить. Застучал по полу босыми пятками, пошел в кухню взять бритвенный прибор. Полазил по полкам, заглянул в буфет — нет… Вечно жена все запрячет — не найдешь.
— Мать! — громко крикнул Иван. — Где станок для бритья? — Хотел по-хозяйски для острастки пару крепких слов прибавить, да не успел.
— Сам же в тумбочку намедни положил! — откликнулась Настя.
Найдя станок, он отпил из запотевшей трехлитровой банки холодного квасу, принесенного женой прямо из погреба, вытер ладонью рот, отдышался. Потянулся, хрустнув могучими плечами. Зашел в горницу. Ребятишки с вечера набегались и теперь безмятежно спали по своим углам. Скоро нужно к делу приучать. Старшую, Шурку, можно и сейчас приставить дачникам зелень носить, молоко. Нечего жалеть.
Молоко-то у него не городское — намешанное (выпьешь, и стакан чистый, мыть не надо), а свое, деревенское. Больно дачники его любят, только подавай, все до капли раскупают. Полтинник литр — и все равно нарасхват, Да, корова в деревне первое дело, особо когда с кормами справно. У кого как, а у него, совхозного шофера, с кормами всегда в порядке. Поехал утром к Клязьме, скосил лужок, корове хватает на неделю-две.
Иван закурил, накинул на плечи телогрейку, сунул ноги в кирзовые сапоги, вышел во двор. Утреннее небо было безоблачным, день выдавался чистым и теплым, но на улице еще по-ночному свежо и тихо. Тяжелым серебром лежала на листьях утренняя роса. В поле, ближе к лесу, над землей голубел туман.
Подошел к дровянику, поправил поленницу, оглядел огород. Сейчас бы в самый раз Настю в город с последней редиской свезти. Можно и молодую морковку с дальней грядки прихватить, а то как бы мальчишки не подергали.
— Мать, собирай завтракать, путь неблизкий. Да и гостинцев положи, сестра все же.
Была у Ивана мечта, затаенная, которая ни одному деревенскому в голову и прийти не могла: купить не какой-то там «Жигуль», а машину сильную, с фургоном или большим багажником. Сколько обхаживал директора, совхоза насчет «Волги», сколько в район бутылок перевозил, все задарма. Говорят, для личного пользования фондов нет. Теперь вся надежда на Москву.
