Искатель, 1981 № 05 - [47]

— Дело в том, что и после этого ей было начхать на Виктора. Она совсем его не хотела! Зачем он ей — только быть обузой. Она использовала его для шантажа сестры и ее мужа. А как они его любят, как своего ребенка. Собственное дитя редко так любят… Он — вся их жизнь!

— Откуда вы знаете, что она их шантажировала?

— Откуда! От сестры и мужа, разумеется. Они жаловались, советовались со мной. А один раз я сам присутствовал при такой безобразной сцене у них в квартире. Вы бы только видели ее и слышали! Человек без стыда и совести… Ее манера вести себя, ее речь, как злобно у нее горели глаза!

— У вашего племянника, Виктора, те же самые глаза.

— Да, те же, но он вырос в другой среде и по-другому воспитан, нежели его мать. А она! Посмотрели бы вы на нее. послушали! Когда я вмешался, защищая сестру, она выкрикнула: «Заткни свой поганый унитаз, старый потаскун!» Вы можете себе это представить! Говорить это мне, который спас ее от позора! Такова ее благодарность… Так она ведет себя и с сестрой и с ее мужем. Да ей нужно голову разбить за такое!

«Или же отравить!» «Химик, почти профессор…» Да… Но этот Каролев, видимо, ничего не знает. Иначе вряд ли бы он говорил так о Пепи…

— И все-таки вы мне не сказали, в чем же заключался ее шантаж?

— Как в чем? Да во всем. Чтобы иметь возможность раздеть их. Правда, муж сестры зарабатывает хорошо — он уже три года находится в зарубежной командировке, в Вене. Там живут и все они. У него большая зарплата, в долларах. Он наш представитель в каком-то международном институте по охране природной среды… Вот уже два года с тех пор, как умерла мать Пенки, она потеряла всякое чувство стыда. Она ведь сама тогда просила помочь ей с ребенком, избавить ее от него… А сейчас обирает несчастную семью самым бессовестным образом, превратив их в дойных коров. То наряды, то разные магнитофоны, то транзисторы или радиоприемники — одним словом, все, что пожелает.

— А они?

— Дают, что поделаешь. Из-за одной только мысли, что они потеряют Виктора…

— А мальчик знает?

— Упаси бог! Она еще не докатилась до такой подлости. Хранит ее как свой главный козырь в шантаже… Впрочем, вы зачем здесь, она что, уже завела дело?

— Нет, не завела. Я пришел по сигналу о совершенном вами должностном преступлении — составлении и оформлении липовой истории болезни.

— Значит, она вам написала?

— Нет, она не писала.

— Странно. Никто другой не знает об этом. Вы что-то скрываете, товарищ…

— Антонов. Подполковник Антонов. Уверяю вас, она нам ничего не сообщала.

— Пусть так. Только чтобы, в конце концов, не стало, что она заберет Виктора у его родителей! А поскольку это касается лично меня, я готов отвечать перед законом… Если найдется суд, который осудит меня, я готов и за решеткой посидеть, лишь бы Виктор ничего не понял и остался со своей семьей. И со мной! Знаете ли вы, когда они возвращаются в Болгарию, он всегда приходит ко мне, живет здесь по нескольку дней. Мы с ним ходим на рыбалку… Он называет меня дядя Куби. Правда, я — Кубрат.

— А он как себя ведет, похож ли он на свою мать? Я имею в виду его характер.

— Я бы этого не сказал. Чтобы совсем уж непохож, это, видимо, невозможно, но окружение, в котором он растет, его как-то облагораживает, делает другим человеком… Он уже говорит по-немецки и даже по-английски. Правда, он избалован всеобщим вниманием, но это естественно. Так сказать, в допустимой норме… Но вы все-таки не сказали мне, откуда узнали об этом случае и почему им интересуетесь?

— Разве вы не знаете, что не только вы, но и милиция имеет свои профессиональные тайны? Могу вас заверить: дело по этому случаю еще не возбуждено и что сообщила о нем нам не Пенка. С этой стороны вам ничто не угрожает. Весь разговор останется между нами, и незачем писать сестре. Уверяю вас, совсем лишнее, если вы их потревожите!

* * *

Когда на другой день Консулов выслушал рассказ Антонова о поездке в Ихтиман, первое, что он произнес, было:

— Э, в конце концов, мы получили хороший мотив, проверенный в многовековой истории хомо сапиенса, — родители ногтями и зубами оберегают свое бесценное потомство, не отказываясь даже от помощи фосотиона.

— Да, оберегают, — задумчиво сказал Антонов, — но из Вены. Как было установлено, инженер Эмил Донев и его жена, доктор Анна Донева, приезжали в Софию на своей машине лишь восемнадцатого марта и снова на ней же вернулись обратно, уже тридцать первого марта. На этот раз они были без сына. С тех пор Доневы находятся в Вене. Если это не железное алиби, то будь здоров!

— Что еще известно о них?

— Если тебя устраивает, то только то, что есть в их личном деле. Донев числится в штате научно-исследовательского института химической технологии. Старшим научным сотрудником первой степени. Его биография в полном порядке… Бедный сельский парень, закончил гимназию в Шумене с отличием, химия в Софии, потом специализация в ГДР, затем ассистент химико-технологического института, наконец, яри создании нового НИИ был принят, туда научным сотрудником. Часто ездил в зарубежные командировки, на симпозиумы и конгрессы. Кроме немецкого, владеет свободно и английским. В общем, надежный научный кадр страны… В Вену его, видимо, послали не по протекции, а потому, что действительно заслужил. Она — доктор Анна Донева — по девичьей фамилии Каролева, почти как он. С той лишь разницей, что происходит из семьи служащего. Достигла степени ординатора в Третьей городской больнице. Ее отец был налоговым инспектором в Плевене. Донева специализировалась в области педиатрии. Женаты с 1954 года…