Искатель, 1979 № 02 - [59]

Когда он сунул ключи в карман Цондраку и отплыл на лодке, она сама забрала их у покойника и вышла на улицу. По-видимому, она оттуда и видела Маффи в саду, что дало ей возможность сконструировать против него это нелепое подозрение…

— Но для чего?

— Если бы Эвелин скрылась по ее совету, на что она рассчитывала, то нам был бы указан ложный след. Отреагируй она иначе, Маффи, возможно, действительно попал бы под подозрение.

— Но тогда мы бы столкнулись с ней самой!

— Она могла все отрицать. Так или иначе, но ей хотелось вы играть время и довести Ортвайна до такого состояния, чтобы он сам отдал ей копию документа. Наверняка у нее здорово чесались руки забрать также и деньги, но она их не тронула…

— Почему?

— Возможно, я здесь фантазирую, — сказал Шельбаум. — Но думаю, что причины были те же, что и у Ортвайна. Она хотела поддержать версию о самоубийстве. А получилось бы как раз обратное, если бы обнаружили пропажу денег из сейфа.

На вечеринке играли в карты. Цондрак разменял Деттмару немалую сумму денег, следовательно, каждый знал, что деньги в доме имеются. Позволь она себе большее, она бы не только попала под подозрение по делу об убийстве, но лишилась бы поддержки нашей секретной службы и ЦРУ. Могло случиться и худшее, ведь агенты обязаны играть по правилам игры своих хозяев, а не выдумывать собственные. Она не могла рисковать и взяла только то, что не могло быть замечено: блокноты, письма и еще кое-что. Она использовала эти вещи, посеяв неразбериху и шантажируя Ортвайна. Но, возможно, она имела и совершенно другие намерения, о которых мы не имеем ни малейшего представления.

— Выходит, что ключи она снова положила в карман покойника, — сказал Нидл.

— Определенно, — подтвердил Шельбаум. — Ее нервы оказались в отличном состоянии, хотя она, это и отрицала. — Он встал. — Сейчас, Алоис, после того как я уйду в спальню, вы впустите на веранду свору репортеров, собравшуюся перед домом, — сказал он. — Когда они все здесь соберутся, я вместе с Маффи незаметно выскочу и отвезу Ортвайна в комиссариат.

— Но обер-полицайрат может появиться здесь в любой момент, — напомнил Нидл.

— Отдайте его на съедение газетным волкам! Изобразите в красках его заслуги…

— Если бы он их имел.

— Этого никто не знает. Не будьте мелочны, не завидуйте, увенчайте его лаврами, — посоветовал Шельбаум, покидая Нидла.

* * *

Карин Фридеман провела Шельбаума через гостиную на веранду.

— Под открытым небом лучше, — сказала она. — Скоро мы не сможем уже здесь сидеть.

Обер-комиссар, восприняв — ее слова как замечание, относящееся к погоде, подвинул плетеное кресло на место, освещаемое теплыми лучами солнца. Он смотрел на участок с буками и каштанами, покрытыми разноцветной листвой, которые закрывали Старый Дунай. Никаких тайн в деле Фридемана больше не осталось.

Карин, извинившись, вышла и вскоре вернулась с подносом.

— Два кусочка сахара, без молока, — сказала она, наливая кофе. — Я запомнила с первого раза. — Она села напротив Шельбаума. — Если вы встретите Маффи, то поблагодарите его от моего имени, — попросила она. — Петер обязан ему своей жизнью. Я хотела поблагодарить его сама, но он не заходит больше к Эвелин.

— Со следующей недели господин Маффи получает другую должность, — сказал Шельбаум. — Мы с ним вместе больше не работаем.

Видингер сдержал свое обещание. По его ходатайству Маффи выдвинут на должность районного инспектора и перемещен в отдел по делам молодежи. Шельбаум был рад, что их сотрудничество закончилось.

— Жаль, — произнесла Карин. — В газетах его очень расхваливают, в особенности доктора Видингера. Кто это такой? Я считала, что вроде бы вы руководили следствием?

Шельбаум отпил глоток кофе и совершенно серьезно сказал:

— Господин доктор Видингер — мой шеф. Он несет ответственность. — «…И не очень совестлив», — подумал он про себя.

В тот же день, после ареста Ортвайна, Ловкий был отпущен.

Он отказался от своих показаний, что не помешало Видингеру отпустить его на свободу. За дезинформацию полиции он, возможно, еще заплатит денежный штраф из своего кармана, а скорее всего из кассы ССА. Прошлой ночью Нидл частным образом встречался с Ловким, но из него невозможно было вытянуть ни единого слова, кроме странного замечания, что ему дорога своя жизнь.

— Одно удивляет, — сказала Карин. — Во всем была замешана фрау Ковалова, но газеты о ней абсолютно ничего не пишут.

— Фрау Ковалова покинула Австрию, — осторожно сказал Шельбаум, он не хотел нарушать соглашения с министерством внутренних дел.

По широкой лестнице на веранду поднялся Петер Ланцендорф. Пластырь на лбу напоминал о его недавнем ранении.

— Все в порядке, господин Ланцендорф? — с улыбкой спросил обер-комиссар.

Петер кивнул и поцеловал девушку.

— То, что Карин вбила себе в голову, было сущей нелепицей. С понятием «семья преступника» вы связываете представление, будто человек рождается преступником, будто он наследует соответствующие наклонности. Ни одного человека природа на это не обрекает! Ни Цондрак, ни Бузенбендер, ни Ортвайн преступниками не родились. Они стали убийцами благодаря обществу, в котором живут. Не будь нацистов, жизнь Цондрака могла быть иной. Не будь нацистов и страшных первых послевоенных лет, Бузенбендер бы осталась на свободе. Без Цондрака не стал бы убийцей Ортвайн. Это звучит очень просто. Но, в сущности, каждый из нас по-своему способствует тому, что преступления не исчезают, потому что в нашем обществе мы не можем навести порядок. Даже если бы Цондрак и действительно был вашим дядей, то все равно вы оставались бы сама собой. А ваши наклонности и воспитание зависят от окружающих и, естественно, от вашей собственной воли.