Искатель, 1978 № 01 - [30]

— Не лгите, Мы не мальчики. Так на кого? На Си-ай-си? Или, может быть, на Джи-ту?

— На дефензиву, — опять буркнул Седой.

— Оставьте его, Хольц, — вмешался Рорбах, — Он русский. И работает на Московский центр.

Каргер быстро и профессионально обыскал Седого.

— Где камень?

— Он фальшивый, Каргер, — Седой улыбнулся. — И потом… Я предвидел этот грабеж.

— А пулю ты предвидел?

— Не исключал такой возможности…

— Получишь… Между прочим, ты мне сразу не понравился…

— А я вас полюбил с первого взгляда, Каргер. Такой добродушный малый…

— Мы устроим «тир», — бормотал Хольц, — я давно не стрелял в живого большевика.

«Войне конец, — подумал Андрей, — может, сейчас, сию минуту… Что же она медлит, Лота Кестнер? А не ошибается ли он? Женщина могла просто покачать головой, сожалея или не принимая того, что здесь происходило. Тогда без последней рукопашной… Айсфогель… Ледяная птица. Фамилия? Или кличка… Предпочел немецкому «шмайсу» английский «стен»… Стреляет как бог. Противник серьезный».

Хольц, Каргер и Рорбах разглядывали Седого с любопытством и ненавистью.

— Тридцать метров, — сказал Хопьц, — ставлю бутылку «Мартеля»…

— Нет, Ганс, — Рорбах протестующе поднял руку, — «тир» так «тир». Тридцать метров, и каждому по два выстрела. Стрелять по конечностям. Мы четвертуем его…

Андрей взглянул на Лоту. Она стояла теперь совсем близко к обрыву. Капюшон на ней был откинут, и волосы разметались по плечам. Ветер заламывал ее хрупкое тело над обрывом. Седому казалось, что еще мгновение и ветер столкнет женщину в пропасть.

Каргер считал шаги. Заледеневший снег гулко скрипел под его ногами. Последней к пятачку, вытоптанному Картером, подошла Лота.

— Господа, — услышал Андрей ее металлический голос, — прошу право первого выстрела…

— Да, конечно, — сразу же согласился Хольц и объявил, как на ипподроме, — Лота Кестнер стреляет первой…

Лота расстегнула куртку.

— Дайте мне ваш «вальтер», Ганс, мой пугач слишком легок…

Хольц протянул ей пистолет. Она встала боком, как на дуэли, чуть согнула руку в локте и стала медленно поднимать ее, целясь Седому в голову. Внезапно, когда все уже ждали выстрела, рука ее опустилась.

— Подарите мне пять шагов, господа… мне трудно целиться.

Голос ее прозвучал тускло, почти жалобно.

— Вы женщина, Лота, и имеете на это право. Делайте пять шагов и стреляйте, иначе наш пациент замерзнет.

Рорбах, как всегда, был снисходителен и вежлив. Лота сделала первый шаг, и Каргер громко сказал:

— Один…

— Два… — сказали вместе Хольц и Каргер. Им нравилась эта игра.

— Три… — скандировали они, — четыре… пять… Стой!

И вдруг она резко повернулась. Лота Кестнер стреляла в упор. Первым упал Каргер, так и не успев сообразить, что же произошло. Рорбах попытался выхватить из кармана куртки пистолет, но тут же рухнул, сраженный пулей в сердце. Хольц присел и прыгнул вперед, пытаясь достать Лоту своими длинными руками.

Она всадила в него две пули, и он зарылся лицом в снег у самых ее ног.

Лота повернулась к Андрею, бросила «вальтер» и, пошатываясь, двинулась к нему, слабо взмахивая руками, словно собиралась взлететь.

— Ох! — Ноги у нее подогнулись, и она рухнула в снег лицом. Но тут же попыталась подняться, бормоча: — Я сейчас… сейчас… у меня есть нож…

Лота снова упала, и Андрей услышал, как она тихо плачет. Расстрел эсэсовцев стал последней каплей нечеловеческого напряжения, в котором жила Лота все эти дни. И вот теперь, когда напряжение спало, не оказалось сил.

Андрей молчал. Он и сем чувствовал себя прескверно. Его бил озноб, горечь заполняла рот — удар по печени не прошел даром… Наконец Лота поднялась и, пошатываясь, приблизилась к скале-обелиску. Держа нож обеими руками, перерезала веревку.

Седой вздохнул полной грудью, все еще боясь оттолкнуться от скалы.

— Как вас зовут? — устало спросил он. — Меня — Андрей…

— Я не могу сказать тебе своего имени, Андрюша…

Лота смотрела на Седого добрыми, ласковыми глазами, и что-то материнское, нежное было в долгом ее взгляде.

— Но я сделаю то, о чем мечтала всю войну. Я поцелую тебя за всю нашу Красную Армию, которая сломала фашистского гада… Я так долго ждала тебя… солдат…

— Да… — Седой откликнулся, как эхо.

Она приблизилась к нему, протянула руки. Андрей вздрогнул и закрыл глаза. Он почувствовал ее теплые губы всего на одну секунду. Ему показалось, что его поцеловал ребенок.

* * *

Он трогал ее смерзшиеся, запорошенные снегом волосы и тихо говорил:

— Я достану его… не волнуйся. Он ушел на расстояние крика.

— Да. Теперь я знаю — это он. Я так и думала, но не была уверена. Айсфогель… Я видела его однажды в Берлине, Никто не знает, в каком чине он служит в РСХА.

Лота подняла к Седому лицо.

— Андрей, это опасный, сильный человек. Будь осторожен. Возьми второй пистолет и все запасные обоймы. Я немного отдохну и пойду следом… Но пойдем мы не так, как он, а срежем угол. Под северным гребнем можно пройти к перевалу более коротким путем, но там в кулуаре почти всегда сходят лавины. В ясные дни с двенадцати до трех часов. Можно успеть…

Лота взглянула на часы.

— Сейчас десять… Он идет старой, проверенной тропой — не хочет рисковать. А мы должны… Нас теперь двое. И помни: английский «стен-ган» бьет на двести пятьдесят метров. Вот, возьми… — Лота протянула Андрею длинный красный шнур, — Привяжи к руке — вдруг все-таки лавина…