Искатель, 1976 № 05 - [64]
Мариус Кристьен был очень возбужден. Глаза его блестели, щеки покрылись каким-то неестественным лихорадочным румянцем, движения стали резки.
«Открытие! Великое открытие! — говорил он. — Мы будем добывать этот фермент. Он будет стоить дорого, чертовски дорого. Им смогут омолаживаться только богатые люди, и им придется раскошеливаться. И я стану богатым, дьявольски богатым…»
Он говорил еще в этом роде, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. Сначала я не придавала особого значения его словам. Но неожиданно подумала: а где же Кристьен собирается добывать фермент? Ведь он сам только что сказал, что вещество вырабатывается только организмом, находящимся в кризисной, предсмертной ситуации… Страшная догадка поразила меня. И я сказала о ней Кристьену.
«Ах, мадам, оставьте сантименты, — ответил он довольно грубо. — При чем здесь все это? Главное — способ омолаживания найден. Я еще сам не знаю, что буду делать. Может, подключу старого богача к умирающему молодому бедняку… Впрочем, почему обязательно умирающему?..» — сам себя спросил Кристьен. И осекся. Но я все поняла. Он готов был подбирать живых людей с нужной группой крови и приводить их в кризисное, предсмертное состояние.
Не знаю уж, понял ли Кристьен, что я догадалась о его замысле, только сразу же перевел разговор на другую тему, а потом стал уговаривать меня никому не рассказывать о нашем разговоре. Он даже обещал дать мне денег, чтобы я переехала жить в другой город, где моя внешность не будет вызывать недоумений. Он говорил еще и еще, но я не слушала его. Мне стало страшно. Нет, не за себя, а за тех, других. Ведь я прекрасно понимала, что Кристьен скорее уберет меня, чем откажется от своей страшной идеи.
Хирург говорил еще долго. Я поняла: необходимо что-то предпринять. Кристьен предложил мне выпить за мой переезд и, как он выразился: «За нашу дружбу». Он достал из бара бутылку ликера и повернулся, чтобы взять рюмки. И тут я поняла, как должна остановить его, остановить навсегда. Я схватила со стола ножик, на который давно уже обратила внимание, и всадила его в спину Кристьена. Не знаю, куда попала, но он сразу упал…
Что потом, не помню. Я была как в бреду. Очнулась уже у себя в квартире…
Симона Давиль замолчала. Она сидела бледная, обжигая пальцы догоревшей сигаретой и не замечая этого.
— Вы попали ему прямо в сердце, — прервал молчание Пьер.
— Вы думаете, оно у него было? — печально произнесла мадам Давиль.
Она достала новую сигарету и опять закурила. Инспектор выбил пепел из трубки, вновь набил ее табаком и тоже закурил. Они сидели и молчали. Тексье стало жаль несчастную женщину. К тому же он понимал: в ходе дальнейшего разбирательства и суда выяснится, какое открытие совершил Мариус Кристьен в свою последнюю ночь. И кто может гарантировать, что кому-то не придет в голову та же самая идея омоложения?..
— Ладно, что-нибудь придумаем, — сказал он, вставая и протягивая ей руку. — До завтра.
В тот день инспектор не пошел в управление. Он бесцельно ходил по городу, не зная, что делать. И весь следующий день просидел дома, Лишь на третий день он появился на работе и сразу же увидел у себя на столе нераспечатанный конверт на свое имя. Письмо было от Симоны Давиль.
«Уважаемый инспектор! — прочитал он. — Я понимаю, что вас мучает. Вы порядочный человек и боитесь того же, чего и я, что кто-нибудь может воспользоваться открытием Кристьена. Я нашла самый лучший выход из этого положения. Когда вы получите письмо, меня здесь уже не будет. В моей квартире вы найдете письмо, где я написала, что убила хирурга из мести за то, что он не спас мою дочь. Пускай все подумают, что я ненормальная.
Это единственный выход. Я почему-то верю, что вы никому не расскажете о том, что узнали от меня.
Спасибо за все!
Ваша Симона Давиль».
Владимир МАЛОВ
РЕЙС «НАДЕЖДЫ»
1
Сначала несколько быстрых круговых витков; с чьей-то легкой руки пилоты всего космофлота уже лет пятьдесят называют их «примерочными». Затем — плавное торможение и длинный спуск по пологой кривой. Посадочные двигатели гасят скорость, когда поверхность планеты оказывается уже прямо перед космокатером, и сам момент посадки совершенно неощутим. Но сразу смолкает тяжелый грохот, в кабине наступает удивительная, невероятная тишина, и вот тогда можно подняться с кресла, чтобы раздвинуть жалюзи, закрывающие иллюминаторы, и взглянуть, каков этот новый, очередной мир. В этот раз «Надежда» стояла в центре бледного песчаного круга, ограниченного близким горизонтом, на котором то и дело сверкали молнии. С запада на восток быстро двигались низкие темно-серые тучи, вспыхивающие пульсирующим светом, и поэтому все вокруг было похоже на какую-то призрачную, невероятную декорацию к странному фантастическому спектаклю. Бледный песок, казалось, был тоже наэлектризован. Впрочем, во всех лоциях планета так и называлась — Электра…
Несколько минут после посадки Андрей скептически разглядывал окружающий ландшафт, потом тяжело вздохнул и недовольно пробормотал:
— Вот так всегда! Если есть где-нибудь планета, похожая на ад, на какое-нибудь болото или на динамо-машину, значит, она дожидается именно нас! А все другие совершают посадки в прекрасных мирах, наполненных светом и радостью, и корабли их стоят под сенью деревьев или на берегах чудесных озер…
