Искатель, 1976 № 02 - [67]

— А почему мне? Почему вы решили, что я организатор? — Длинные его черные волосы растрепались, висели, лохмами, закрывая лицо.

— Поправьте волосы, а то мне ваших глаз не видно из-за этих кустов.

Он послушно тряхнул головой, вскидывая назад патлу волос, нежным ласкающим жестом пригладил прическу.

— Я все-таки надеялся, что вы сообразительнее, — сказал я ему. — Наши препирательства сейчас не имеют никакого смысла и никакой цены. Но если вы упустите время и произойдет страшное, вам уже и спорить-то незачем будет. Ваш расчет в принципе провалился…

— Какой расчет?

— На вашу недосягаемость. Вы исходили из того, что ваши подельщики о вас ничего не знают, и если их даже возьмут, то вам ничего не грозит — они и при желании не смогут сказать, как вас найти. А выкрутилось-то все наоборот: вы уже, считайте, в тюрьме, а они на свободе. Вы человек циничный, так что прикиньте еще раз, есть вам смысл их скрывать или нет. С учетом возможных для вас лично ужасных последствий…

Чебаков закурил сигарету, руки его тряслись. Он сделал несколько лихорадочных затяжек, сказал, морщась от дыма:

— Глупо все получается, не думал я, что вы так взъедитесь. Вам-то что? Я ведь у богатых жуликов в основном отнимал…

— Ну ладно! Тоже мне Робин Гуд нашелся. Когда пойдет ваша банда к Липкину — завтра или послезавтра?

Чебаков бросил в пепельницу недокуренную сигарету, скрипнул зубами.

— Какой там завтра! Они там сегодня будут! Они полчаса назад поехали…

Машина, визгливо всхлипывая баллонами на поворотах, мчалась по какому-то ухабистому темному проезду, потом проскочила через мостик, слева заревел на насыпи электровоз, замелькали, запрыгали разноцветные огоньки вагонов, и я сообразил, что мы едем через Ховрино.

— Быстрее, он там один, — сказал я водителю. Шофер ничего не ответил, только ближе наклонился к рулю, громче, пронзительнее заревел мотор, сильнее стали бить колеса по выщербленной мостовой. Чебаков неслышно сидел, совсем замер на заднем сиденье между мной и лейтенантом, которого взял с собой Чигаренков на задержание. Виталий сидел впереди и вел радиопереговоры с Петровкой. Он повернул к нам свой безукоризненный пробор, и в слабом отблеске промелькнувшего на обочине фонаря сверкнуло сразу много значков, пуговиц и медалей.

— С Петровки уже вышла машина, и сто сорок седьмое отделение выслало. Но мы все равно вперед будем. Отсюда нам минуты четыре — через свалку, мимо ТЭЦ-16…

Эх, Андрей Филиппыч, капитан Поздняков, идут против тебя два вооруженных бандита. Неужели тебе судьба от пули собственного пистолета погибнуть? Нет, не верю, поспеем…

Чигаренков сказал лейтенанту:

— Надень задержанному наручники и ноги на всякий случай ремнем свяжи. Там нам некогда будет с ним нянчиться — не до него будет…

Продержись еще немного, Андрей Филиппыч, еще несколько минут. Я вдруг вспомнил с щемящей остротой, как он, сидя боком на стуле, рассказывал мне историю про храброго и верного фокстерьера, которого глупый хозяин загнал в барсучью нору. Так там и остался пес…

— Лихоборы, — сказал шофер.

— Нажми, нажми, — попросил Чигаренков. — Сейчас за стройплощадкой поворот направо, там проскочим на задах школы милиции.

Машина влетела в неширокую улицу, и в конце ее должен быть выезд к дому, в котором живут Липкины, где меня дожидается Поздняков и куда пошли бандиты. Проехали сто метров, показались последние дома, и «Волга» остановилась — дорога была перекопана газовой траншеей. За траншеей лежал пустырь, а за ним — дом, который мне был нужен. Я сказал Чигаренкову:

— Посветите мне, я перепрыгну здесь, так быстрее получится, а вы поезжайте в объезд к дому.

Водитель включил большой свет, он струился голубоватыми каплями дождя. Я разбежался, изо всех сил оттолкнулся и перелетел через черноту канавы, упал, встал и в свете автомобильных фар увидел Позднякова.

Почему-то он шел не от дома, а к дому, и прямо перед ним мне видны были четкие силуэты двух мужчин. Он как-то странно приседал, широко разводя руками, словно кур загонял, и я слышал, что он что-то кричал им, но слов разобрать не мог. И я бросился к нему.

Они пятились от Позднякова по асфальтовой дорожке — им бежать было некуда, да, видно, они и не собирались бежать, а пятились, чтобы выбрать момент удобнее — завалить Позднякова уже насовсем. Потом они решились, один из них пронзительно крикнул, и бросились они на Позднякова одновременно, и расстояние между нами было ерундовское — метров пятьдесят, но мне его надо было еще пробежать, и эти несколько секунд превратились в вечность. Поздняков подсел и сбил одного с ног, но второй ударил его по голове, и даже отсюда, на бегу, я слышал этот надсадный мясницкий «хэк!», с которым обрушился удар на голову участкового. Поздняков удержался, не упал, широким замахом отшвырнул его. Мне было видно, как что-то черное залило лицо Позднякова, будто разбился об его голову пузырек с чернилами, и не сразу догадался, что кровь в темноте черная. Рукавом смахнул Поздняков кровь с лица и, перехватив руку бандита, ударил его, подтянул к себе ближе и уже не отпускал. Он дрался с ними как работал — по-крестьянски спокойно, аккуратно, не допуская в этом ответственном деле ни малейшего разгильдяйства, он молотил их сложенными вместе кулаками, как цепом, потом расшвырял по дорожке, и главной его заботой было не дать им встать одновременно, поэтому, как только один приподнимался, то сразу же получал чудовищной тяжести размашистый, совсем не боксерский и не самбистский удар, валивший его снова в грязь, на землю.