Искатель, 1975 № 03 - [44]
— Нет, нельзя. Ты ж меня помнешь, а у меня еще позвонки не сели как следует.
Потом они сидели возле захваченных машин, ели и выпивали, а пленные немцы хмуро смотрели на них. Гафур встал и молча раздал им хлеб, консервы и колбасу. Потом подумал и принес им их же, захваченную в качестве трофеев фляжку со шнапсом.
— Выпейте за освобождение от верной бесшумной смерти, — сказал он на хорошем немецком языке.
Немцы переглянулись: скуластый, явно монгольского типа человек, и говорит на таком правильном немецком. Один из пленных, видимо командир орудия, почтительно спросил:
— Скажите, эта действительно верно, что русские изобрели бесшумные винтовки?
— А вы что? На себе не почувствовали?
— Мы не успели разобраться. Но вчера… вчера тут был футбольный матч, и у нас все, и офицеры и солдаты, говорили, что у русских новое оружие. Оно стреляет бесшумно, автоматически. И, главное, без людей. Это верно?
Как старший по званию, Лебедев хотел было ответить, что все это ерунда, что побеждает храброе, а не выдуманное оружие, но Матюхин остановил его:
— Все это почти правда. И не то еще появилось, но вам этого не узнать — вовремя сдались.
Лебедев вспомнил слова командарма и попросил Матюхина показать насадку в действии. Вместе с Грудининым они ушли в лес, и майор сам испробовал насадку.
— Сильна… Новые возможности. — Он задумался, потом усмехнулся. — Фрицы тоже кое-что придумали… Наши захватили легковушку. Бронированная, с пуленепробиваемым стеклом, с пулеметом. По-видимому, использовалась как подсадная утка.
— Не ясно, — перехватывая многозначительный взгляд майора, сказал Матюхин.
— Между тем крайне просто. Ползет такая легковушка по дороге, в одиночку, переваливаясь, с обязательным офицером на сиденье, и каждому партизану или разведчику наверняка захочется прихватить этакий безобидный трофей и такого важного «языка». Обстреляют. А пуля ее не берет. Гранатой — а у нее днище бронированное и шины из сплошной резины. И риска почти никакого, и разведка проведена: в этом районе действуют разведчики или партизаны. Вызвать по радио моторизованные подкрепления — раз плюнуть, а любой засаде — капут.
— Интересно, — протянул Матюхин. — Следует учесть.
А про себя подумал: «Так вот какую машину-приманку хотел захватить Сутоцкий!»
Они догнали на трофейных машинах свою роту, Матюхин по приказу Лебедева написал подробный отчет, особо остановившись на тактике снайпера, вооруженного насадками для бесшумной стрельбы, потом он опять включился в боевую работу.
Он ничем не напоминал Сутоцкому об их разговоре в тылу врага, но при первое же случае попросил капитана перевести Николая в другой взвод.
— Разведчик он хороший, но…
— Но двум медведям в одной берлоге усидеть трудно? Ладно. Так и сделаем.
В дивизии Лунина все еще разыскивали без вести пропавшую группу разведчиков. Ни Матюхин, ни даже Лебедев так и не узнали, что пропавшие, приняв на себя удар разыскивающих Матюхина немцев, позволили ему выполнить задание.
Что ж… Таков закон войны. Даже погибая, помогать кому-то выполнить приказ.
Николай САМВЕЛЯН
ВИЛЛА «ГРАЖИНА»
Получилось так, что по дороге в морской порт мы объездили чуть ли не половину Ленинграда. Развозили по домам знакомых, искали в магазинах фотопленку, батарейки к транзисторному приемнику. За окном старенькой «Волги» мелькали то Зимний дворец, то Сенатская площадь, то колоннады Казанского собора. На лобовом стекле дрожали капли дождя. Время от времени они срывались, оставляя потеки. Казалось, что мы смотрим видовой кинофильм, отснятый залитым водой объективом. Но это был не кинофильм. Стоило остановить машину, открыть дверцу и ступить на тротуар, как ты превращался в одну многомиллионную частицу Ленинграда. Ты становился ленинградским прохожим, пассажиром ленинградского транспорта, покупателем ленинградских магазинов, зрителем театров и посетителем знаменитых музеев. Как человек, пусть даже на день приехавший в Париж, чувствует себя парижанином, так и Ленинград принадлежит всем, каждому.
Я не живу в Ленинграде, но всегда считал себя немного ленинградцем. Это чувство испытывают многие. Гордятся его набережными, его тающими в туманах колоннадами и мостиками через каналы, уходящими вдаль ровными рядами фонарей. Гордятся Эрмитажем, куда можно отправиться в любую минуту, купить билет и войти в залы, чтобы увидеть своими глазами тысячи картин, которые известны по репродукциям в книгах, открыткам, художественным альбомам.
И вдруг я подумал, что всего этого могло не быть: ни Эрмитажа, ни памятника Петру, ни выстроившихся по шнурку фонарей. Абсолютно ничего. Даже сфинксов на набережной. И Нева несла бы свои воды мимо безжизненных, пустых и мертвых берегов.
Конечно, мы знаем, что план сровнять Ленинград с землей был бредом маньяков. Им не разрешили это сделать — остановили на подступах к великому городу. Ленинград удалось спасти ценой сотен тысяч жизней, ценой доблести миллионов, хотя существовали тщательно разработанные планы, как уничтожить его дворцы, вывезти бесценные собрания художественных сокровищ, разрушить памятники. По мнению гитлеровских стратегов и специалистов по колонизации новых территорий, мало было разбить армии, сжечь в газовых камерах все боеспособное население оккупированных стран. Надо было духовно выхолостить порабощенные нации, чтобы младенцы, став взрослыми мужчинами, не взяли бы в руки оружие. Нужны были Иваны безродные, не считающие себя полноправными и полноценными жителями Земли.
