Искатель, 1970 № 03 - [42]
Да, он надеялся догнать Бельчке! Шансов было очень мало, он понимал это. Может быть, один шанс из тысячи или даже десяти тысяч. И все-таки он не имел права пренебречь им, этим шансом.
Мог же спустить скат на машине, в которой ехал Бельчке? Вот и задержка! А самолеты? Могли же налететь наши самолеты и разбомбить шоссе впереди?
Однако больше всего Колесников рассчитывал на заторы-пробки, неизбежные при таком паническом отступлении. На магистральном шоссе, запруженном людьми и машинами до отказа, заторов-пробок должно быть еще больше, чем на проселочной дороге.
Он шагал, сильно подавшись вперед, будто падая с каждым шагом. Губы его шевелились беззвучно. Он подгонял себя:
«Давай иди! Догоняй! Проворонил Бельчке в доме, промазал в него в нескольких шагах, теперь догоняй!
Слышишь, как воют машины, пробивая себе дорогу через толщу пешеходов? Идут впритык, сгрудились, будто стадо баранов. Два-три достаточно плотных затора на шоссе — и ты настигнешь Бельчке.
А там уж проще простого. Согнувшись, пряча лицо, протиснись через толпу, подойди к Бельчке вплотную и вбей в него две свои заветные пули. А потом — пропадай все!»
Сердце билось как-то беспорядочно, то слабо, то сильно — рывками. В ноги иногда вступала странная слабость, и он очень боялся упасть. Упадешь — не встанешь, растопчут!
Снова и снова он поднимал свое сердце в галоп. Беспощадно пришпоривал его и бил хлыстом. Вперед! Вперед!
«Обгоняй их, обгоняй! — приказывал он себе. — Постарайся обойти вон ту группу солдат, обвешанных фляжками и ранцами. Так! Впереди тарахтит какая-то двуколка, покрытая брезентом, — уцепись за ее борт, передохни немного! Передохнул? Обгони и двуколку!»
Он настойчиво пробивался сквозь толпу, расталкивая ее локтями, пытаясь выиграть еще сто, еще двести метров, чтобы находиться поближе к Бельчке на случай пробки-затора.
Какой-то солдат, круглолицый, еще совсем молодой, заглянул Колесникову в лицо.
— Ты-то куда торопишься, старик? — удивленно сказал он — Русские не сделают тебе ничего. Такие, как ты, им не нужны. Им нужны молодые и здоровые, как я, чтобы работать на них в Сибири.
Колесников дико посмотрел на солдата. Старик? Кто это — старик?
Сзади неодобрительно сказали:
— Что ты пристаешь к старику? Он идет, потому что на стенах намалевано: «Зиг одер Зибириен!»[5] Он просто дисциплинированный немец.
Солдат протянул Колесникову свою флягу:
— Хлебни! Тебе станет полегче.
Но Колесников молча, с омерзением оттолкнул его руку, и сконфуженный солдат, отстав, замешался в толпе.
Настроение у всех было взвинченное.
Когда шофер пятнистого, видимо, штабного «мерседес-бенца» требовательно засигналил, пытаясь пробиться, из толпы заорало несколько голосов:
— Не гуди, свинья! Не дергай нам нервы!
Из окошка выглянуло толстое бледное лицо. К удивлению Колесникова, шофер перестал сигналить…
Колесников миновал группу офицеров, которые, выйдя из легковой машины, озабоченно склонились над картой. Обрывки разговора;
— А если проселочными дорогами? Успеем ли?.. Американцы Паттона…
Поспешно садясь в машину, один из офицеров добавил несколько слов. Из них можно было понять, что гитлеровцы спешат навстречу войскам генерала Паттона, которые двигаются с запада.
То, что видел Колесников на шоссе, не было уже вермахтом, гитлеровской армией. То был сброд, толпа, стадо, охваченное паникой. Забыты были мечты о мировом господстве. Вчерашние завоеватели, превратившись в беглецов, мечтали лишь о том, чтобы как можно дальше уйти на запад и со вздохом облегчения поднять руки у американских аванпостов.
С каждой минутой шаги гитлеровцев убыстрялись. Размеренная солдатская поступь мало-помалу переходила в беспорядочный бег.
Тяжело переваливались, ползли танки, обвешанные солдатами со всех сторон. Их обгоняли набитые людьми грузовые и легковые машины. Рысцой трусили по обочинам пехотинцы, иногда останавливаясь и выбрасывая лишнюю тяжесть из своих рюкзаков.
В кюветах валялись котелки, шинели, накидки, чемоданы, фляжки, солдатские каски, автоматы, патронные ленты к пулеметам, консервные банки, одеяла. Все чаще попадались винтовки, воткнутые штыками в землю. Такое Колесников видел лишь на старых пожелтевших плакатах времен первой мировой войны. И вот он воочию видит винтовки в земле. Они даже колеблются еще, будто от дуновения ветра.
Но вскоре он забыл об этом. Все, что видел на шоссе, как бы скользило поверх его сознания. Одна-единственная мысль владела им, поддерживала на ногах, вела вперед.
Формула страха останется недописанной! Сегодня Бельчке умрет!
Будто связанный с Бельчке длинным буксирным концом, Колесников продолжал продвигаться по шоссе. Ноги его одеревенели, мучительная боль пронизывала суставы, сердце прыгало у самого горла.
Какой-то город возник на пути. Крутые узкие улицы и площадь со статуей богоматери у фонтана сплошь забиты немецкими солдатами и офицерами. Он увидел двух бледных генералов, которые жались рядышком в подворотне. Видно, ждут не дождутся, пока шофер кончит копаться в моторе. Ну и вид! Козырьки генеральских фуражек надвинуты на глаза. Плечи подняты и вздрагивают, точно на дворе январь, а не май, и вокруг черные руины Сталинграда, а не домики маленького австрийского городка, которые в целости и сохранности простояли до самого конца войны.
