Искатель, 1967 № 06 - [32]

Долина Вахау кончилась, Артур свернул по дороге вправо, в сторону от Дуная. Машина с трудом взбиралась по крутому песчаному подъему на почти безлесную гору. Здесь, на небольшом плато, гитлеровцы и создали в 1938 году, после оккупации Австрии, лагерь смерти Маутхаузен. Вначале в нем находились коммунисты и социалисты, арестованные еще до 1938 года австрофашистами. Потом в концлагере оказался и кое-кто из австрофашистов, недальновидно сделавших ставку на Муссолини, а не на Гитлера. Теперь, осенью 1943 года, здесь находились бывшие участники Сопротивления из разных стран, военнопленные, среди которых было много офицеров и генералов.

Артур медленно проехал мимо двух постов охраны, которые взыскательно проверили его документы, и остановился на мощеной площадке перед служебными помещениями.

Было уже довольно поздно. Заключенных только что пригнали с работ, и все лагерное начальство ушло на аппельплац, где проходила вечерняя перекличка, В служебном корпусе остались только технические работники — писари, машинистки, учетчики и прочая тыловая шушера, укрывавшаяся здесь от фронта, — все те, кого солдаты-фронтовики презрительно называли «дрюккебергер».

Миновав еще одного часового, стоявшего у входа в здание, Артур неторопливо пошел по длинному коридору, внимательно читая прикрепленные на дверях таблички с фамилиями.

У одной из дверей он остановился и, не постучавшись, вошел в небольшую комнату. Сидевший за письменным столом пожилой грузный фельдфебель быстро вскочил и замер, вытянув руки по швам.

— Фельдфебель Клемпнер при исполнении служебных обязанностей, — четко доложил этот, судя по всему, видавший виды старый армейский чиновник.

— Хайль Гитлер! Садитесь, — приказал Артур.

Артур протянул фельдфебелю тоненький листок папиросной бумаги. Клемпнер несколько раз прочитал содержание листка и тут же сжег его в пепельнице. После этого он встал, открыл сейф, достал оттуда небольшой конверт и передал его Артуру.

— Здесь списки, которые вас интересуют, и донесение одного новенького, — сказал фельдфебель и, заметив неодобрительный взгляд Артура, добавил: — Конверт находится в сейфе только пятнадцать минут. Я ждал вас сегодня вечером, а до этого все хранил в тайнике.

— Спасибо. Дальнейшая связь как обычно, — Артур встал, крепко пожал руку Клемпнеру и вышел в коридор.

(Окончание в следующем выпуске)

Сергей СНЕГОВ ВТОРОЙ ПОСЛЕ БОГА

Рисунки В. НЕМУХИНА

— В английском морском уставе записано, что на судне в плавании капитан — второй после бога, — сказал мне матерый морской волк Виктор Николаевич Гордин, безбородый, невысокий, подвижной человек лет чуть поболе тридцати. — А так как, естественно, в бога я не верю, то делайте отсюда сами вывод, кто есть я на судне. А говоря конкретно, каков капитан в рейсе, я впервые понял не так давно, в феврале шестьдесят шестого у скалистого мыса Фанзи-Несс, на который меня несло в бурю.

Мы сидели с Виктором в первом салоне, потягивая после обеда крепчайший кофе, специально для нас сваренный буфетчицей Галочкой, или Галиной Фоминичной, как мы ее называли в глаза, ибо ей недавно исполнилось двадцать два года и она обижалась, если не замечала должного к себе почтения.

Я рассматривал Виктора, стараясь это делать так, чтобы его не беспокоил мой взгляд. Вначале Гордин, ныне старпом на плавучей рыбоперерабатывающей базе «Северная Слава», показался мне разбитным парнем, весельчаком и кинопоклонником, «травилой», старающимся задурить мне голову страшными морскими россказнями, столь же правдивыми, как и охотничьи. После первого разговора я даже решил, что интересного в этом человеке не найду, слишком уж весь он был на поверхности. Второй разговор меня заинтересовал больше, третий увлек. Теперь я старался ловить каждую возможность, чтоб потолковать с Гординым о том, о сем, а чаще всего ни о чем. Меня интересовали не столько его истории, сколько он сам. Он был подобен айсбергу — поверхность открыта любому обзору, очень красочный вид, ничего не скажешь, но, кроме красот пейзажа, есть еще и темная глубина и в той подспудной глубине — девять десятых содержания.

Лицо его во время разговора быстро менялось, и так временами выражения были одно на другое не похожи, словно не один, а два человека разговаривали с тобой: добрый, насмешливый паренек, выглядевший до неприличия моложе своих лет, вдруг превращался в жесткого, сурового моряка, властного и быстрого; салатного цвета глаза темнели, он впивался ими так пронзительно, что не всегда я выносил их блеск, хотя в общем виноват перед ним не был и выговоры мне не грозили. Увлеченный, он уже не видел меня, он не просто передавал подробности происшествия, «снабжал информацией», как говорят газетчики и кибернетики, а сам заново переживал пережитое — события разворачивались перед ним живой картиной. В эти минуты я скорее ощущением, чем мыслью, понимал, почему этого человека в двадцать четыре года назначили капитаном и выпустили в океан, хотя, очевидно, многие анкетно-инструкционные рогатки стояли на этом его океанском пути, и почему в трудовой его книжке взысканий пока не имеется, а благодарностей — не одна.