Искатель, 1967 № 04 - [5]

Луч фонарика скользнул вниз и уткнулся в темную полоску воды, которая отделяла бетонную стенку от борта «Ладоги». На маслянистой поверхности покачивалось, как поплавок, ярко-желтое резиновое кольцо. Последние дни Маврухин вечно таскал с собой это кольцо. Он поигрывал им, сжимая и разжимая пальцы: «разрабатывал» кисть, готовясь к соревнованиям по боксу.

— Хлопцы! — крикнул я.

«Боцман» уже подбегал ко мне.

— Погоди, баграми нужно держать теплоход! — завопил он. — Не то раздавит.

Я прыгнул солдатиком в узкую щель между бортом «Ладоги» и пирсом. Затон был глубок. Холодная тьма словно всосала меня. Перевернувшись в воде, я ухватился за какие-то куски железа, лежавшие на захламленном дне затона.

Ни испугаться, ни толком осмыслить происшествие я не успел. Перед глазами все еще покачивалось ярко-желтое кольцо, подобно восклицающему «о» на косой, трагически черной полосе воды.

Я шарил по дну, но натыкался лишь на ослизлые камни и консервные банки. Кровь, сгущаясь, стучала в висках. Тьма начинала давить. Стукнувшись головой о днище «Ладоги», я вынырнул в свободном пространстве. Надо мной отвесно поднимались две стенки: бетонная и железная — борт «Ладоги». Вверху Валера и «боцман» багром отталкивали судно, не давая ему приблизиться к пирсу и придавить меня. На «Онеге» включили прожектор.

— Обвяжись канатом! — крикнул Кэп, показывая над пирсом сверкающее темя. Тотчас на меня упал капроновый трос.

Нырнул во второй раз. Густая, пахнущая соляркой вода забивала ноздри. Я шарил по дну, царапая ладони, и все глубже уходил под «Ладогу».

Я считал в уме секунды, зная, что до «шестидесяти» опасаться нечего. На счете «сорок пять» в руки попался трухлявый топляк, покрытый слизью. У меня хватило сил оттолкнуть бревно и продвинуться еще дальше от пирса. Голова уже была наполнена острым звоном, но я заставил себя продвинуться еще метра на полтора. Счет подошел к критической цифре, губы сами собой разжимались, заглатывая воду.

И тут пальцы наткнулись на то, что не могло быть ни бревном-топляком, ни брошенной бухтой каната, ни цементным мешком, сорвавшимся при погрузке. Оно не было ни твердым, ни мягким, ни теплым, ни холодным, оно не было похоже ни на один знакомый мне предмет. От толчка оно отодвинулось в сторону, но, сохраняя непонятную силу сопротивления, вернулось и снова коснулось пальцев.

Если вам приходилось вытаскивать утопленников ночью с глубины семи метров, вы поймете мое состояние. Описать это трудно.

Голова, казалось, была готова разлететься на части от тугого звона. И все же инстинкт подсказал мне, что это было. Я ухватился пальцами за одежду и сделал попытку приподнять тело.

Меня вытащили вместе с Маврухиным и с куском ржавой арматуры, который вцепился в одежду матроса. Я сразу же пришел в себя, но Маврухина спасти не удалось.

4

— Команде мы сообщили, что это несчастный случай, — сказал Шиковец. — Был пьян, свалился.

Я пожал плечами. Происшедшее все еще продолжало угнетать меня.

— Были у него на теплоходе враги?

— Нет. Его недолюбливали. Только и всего.

Это больше походило на допрос, чем на разговор со «своим». Капитан милиции был раздражен, он полагал, что я смогу сообщить ему какие-либо важные подробности. Увы…

— Экспертиза показала небольшое количество частиц кремния только в легких, — сказал Шиковец, вертя в пальцах незажженную сигарету. — Вы понимаете?

Я кивнул. Простейшее анатомическое исследование может быстро установить, захлебнулся ли человек или же попал в воду уже в бессознательном состоянии, когда легкие не работали или почти не работали. Дело в том, что в воде содержится планктон. А планктон в значительной мере состоит из микроорганизмов, клетки которых покрыты кремниевой оболочкой. Если человек захлебывается, планктон с каждым вздохом проникает из легких в кровь, сердце, мозг. И потом там находят характерные частицы кремния.

— Маврухин получил очень сильный удар в правый висок. Почти не дышал, когда упал в воду, — продолжал Шиковец. — Был трезв. Эксперты исключают, что он мог удариться сам.

Мы сидели в тесной комнате с маленьким окном, завешенным, тюлем, с банальными вышивками на стенах и пышно взбитой узкой кроватью, Разумеется, выполняя задание, я не мог встречаться с начальником в управлении, поэтому он назначил мне свидание в квартире, где жил один из его знакомых.

— В это время вы находились в тридцати метрах от «Ладоги»… Вы не должны были все время следить за Маврухиным, тем более ничто не внушало опасений за его жизнь. Но все-таки жаль, что вы можете помочь следствию не больше, чем любой из экипажа «Онеги».

Он поднес ко рту незажженную сигарету и тут же подчеркнуто медленным движением опустил ее. Он был человеком строгих правил и не курил в чужой комнате без разрешения хозяев.

— Плохо начинаете!

Мне не хотелось оправдываться.

— Чем ударили, неизвестно, — сказал Шиковец. — Возможно, железным прутом или трубой. Забросить орудие в затон нетрудно. Разве найдешь среди хлама? Никаких следов преступника не обнаружено. Мы сразу же осмотрели «Ладогу», ваше судно, весь порт.

— Значит, опытный.

Капитан милиции искоса взглянул на меня.

— Вы наблюдательны… Как и сообщалось в письме.