Искатель, 1967 № 02 - [20]

Однако через неделю нашим ученым пришлось свернуть свои увлекательные исследования и покинуть обетованный рай прогретых солнцем и богатых всякой живностью прибрежных вод.

Пора уже было отправляться на поиски новорожденных личинок, пока они не исчезнут в глубинах океана, чтобы двинуться в свой таинственный путь к устьям далеких рек.

Рано утром мы покинули остров.

— Уф, слава богу Нептуну! — сказал Волошин. — Наконец-то снова выходим в море и хоть немного отдохнем от приключений.

Я посмотрел на него с подозрением. Такие речи больно уж не соответствовали характеру Волошина.

— Нет, в самом деле, я хочу отдохнуть и заняться настоящей тихой исследовательской работой, Только она служит истинной отрадой настоящего ученого, — продолжал он, покосившись на меня. — Чтобы не нырять, не драться с акулами, не попадать в объятия ужасных кальмаров, не заглядывать в глаза кашалотам. Тихо и мирно трудиться у себя в лаборатории…

— А что у вас там вчера был за взрыв? — спросил я.

— Где?

— Да в вашей тихой и мирной лаборатории.

— Слухи. Ложные слухи, мой дорогой. А слухам никогда не надо верить.

Мы стояли на баке, облокотившись на планшир, с наслаждением подставляли лицо бодрящему ветерку и бездумно смотрели, как острый форштевень «Богатыря» вспарывает набегающие волны. Голубая вода вскипала чистейшей белой пеной и мчалась вдоль борта, постепенно становясь изумрудно-зеленой. Любоваться этой игрой воды можно часами.

— Что взрыв? Пустяки взрыв, — вдруг решительно сказал Волошин. — Но если бы видели, какой красоты это явление! Надо будет в нем как следует разобраться. Кажется, могут получиться любопытные вещи.

И, уже сразу забыв и о приключениях, и об океане, и обо мне, он торопливо направился в мастерскую.

На палубе было пусто. Все ученые уединились в своих лабораториях. Кажется, в самом деле начинался более спокойный этап нашего плавания. Впереди предстояла будничная, размеренная работа, не предвещавшая особенных приключений. Сложные задачи стояли перед исследователями. Предстояло не только выяснить, где в глубинах моря расходятся пути личинок, направляющихся к разным материкам — одни в Америку, другие — к берегам Европы, но и отдельно проследить за теми личинками европейских угрей, которые поплывут через Гибралтар в Средиземное море. Как каждая группа крошечных угорьков станет искать себе дорогу?

Наблюдения за взрослыми угрями пока не принесли разгадки. Но оставалась еще надежда, что именно на этом этапе, когда личинки начинают свое долгое плавание к устьям далеких рек, где им суждено потом прожить годы, и удастся получить решающие данные для разгадки тайны их скрытого «компаса».

Судя по всем наблюдениям, личинки плывут пассивно — куда их занесет течение. Они еще слишком слабы, чтобы сопротивляться ему. Но эту дорогу они каким-то образом запоминают, чтобы потом через много лет вернуться сюда, в Саргассово море. Не случайно в Средиземном море сбились с дороги именно балтийские угри, которые никогда не проплывали раньше этим путем…

— Что же именно они запоминают? — допытывался я.

Логинов посмотрел на меня по своей привычке исподлобья, усмехнулся и ответил:

— Вы же были на ученом совете и сами слышали доводы защитников каждой гипотезы.

— Но этих гипотез слишком много…

— В том-то и беда, — вздохнул он. — Пора бы уже с некоторыми из них расстаться.

Немало требовалось личинок для опытов, а как выуживать из океана эти совершенно прозрачные крошечные существа, едва достигавшие в длину нескольких миллиметров? Нащупав в глубине скопление личинок, мы ложились в дрейф и одну за другой забрасывали в море тончайшие сети. Чаще всего они возвращались пустыми или с глубоководными рыбами, которые не представляли особенного интереса. Снова сеть летела за борт, чтобы, наконец, принести с десяток личинок.

Это был утомительный, однообразный, отупляющий труд, и, пожалуй, лишь теперь, собственными руками, на которых вздувались и лопались кровавые волдыри, помогая вытаскивать сети и гирлянды всяких приборов, я понял, что он-то и составляет главное в экспедиционной работе, слишком редко радуя каким-нибудь открытием.

Не меньше приходилось нашим ученым трудиться и в лабораториях, засиживаясь до глубокой ночи. Нужно было не только тут же, не теряя времени, исследовать пробы воды, добытые с разных глубин, и пойманных личинок, но и часть «научной добычи» сохранить для будущих наблюдений. А для этого требовалось создать крошечным угорькам в лабораториях точно такие же условия, что и в открытом океане: почти полную тьму и ровную температуру, непрерывно доставлять им свежую морскую воду строго определенного состава.

Опять возникало немало хитрых задач перед Волошиным, и мы не виделись с ним целыми днями. К тому же почти каждый день велись наблюдения за плывущими в глубине личинками и с помощью мезоскафа. Отыскав стаю личинок, мезоскаф дрейфовал вместе с ней по течению. Многочисленные приборы непрерывно отмечали все изменения, которые могли испытывать по дороге личинки угрей: температуру воды и соленость, вариации магнитного поля, перемены в напряженности и направлении электрических токов, струящихся в океане, — все, что могло бы подсказать угрям правильный путь. Течение подхватит и понесет личинки потом, когда они поднимутся в верхние слои воды. Но для этого им надо сначала найти именно то течение, которое доставит их к берегам Европы, а не Америки. Как они это делают? И откуда знают, на какой именно глубине нужно держаться?