Искатель, 1964 № 01 - [9]
Атака фашистов захлебнулась. В этот день они больше не решались наступать на кручу.
Установив в ближних развалинах громкоговорители, гитлеровцы каждый день начинали с уговоров сдаться, обещая сохранить воинские звания и даже дать награды: каждому солдату — «железный крест 3-й степени», а офицеру — «железный крест с дубовыми листьями».
В ответ на такие посулы над кромкой появлялись сбитые из легких дощечек и щепок кресты.
Несколько голосов кричали:
— А мы вам деревянные приготовили!
Часто к этому добавлялось крепкое солдатское словцо.
На четвертый и на пятый день боев за кручу фашисты по шесть раз за сутки предпринимали отчаянные воздушные и артиллерийские налеты.
Наконец они решили, что без танков подавить оборону на круче им не удастся. Но попытки применить танки окончились для них неудачей. Две машины подорвались на минах. Пустить в атаку большое количество танков и одним разом, невзирая на потери, подавить оборону гитлеровцы не решались, боясь, что песчаная круча под тяжестью машин может обрушиться у кромки.
На шестой день наступило затишье. Алексей почувствовал: это неспроста, враги что-то затевают. Каждую ночь защитники кручи наводили порядок в минировании подступов, делая памятные отметки. Ведь каждую ночь через минные поля должны были уходить в расположение врага разведчики. Алексей избрал тактику: постоянно беспокоить фашистов.
А продуктов не было. С рассвета 14 октября многие не держали во рту ни крошки. Не было и питьевой воды. Воду, загрязненную нефтью (от потопленных барж и буксиров), брали прямо из Волги.
Под кручей в Волге плавало много дохлой, оглушенной снарядами и минами рыбы. Ее приняли «на вооружение». Нацепив на щепку, пекли на костре, ели сырую. И вдруг нежданно-негаданно бойцы донесли Очкину:
— Товарищ командир, на берегу обнаружен полузасыпанный блиндаж с провиантом.
Такое богатство! Тут же была снаряжена «экспедиция» за продуктами. Но войти в блиндаж оказалось не так легко. В темноте на бочках лежал интендант-старик, полусумасшедший. Он неистово кричал: «Хенде хох!» — и строчил из автомата. Как его ни убеждали, что пришли свои, интендант продолжал стрелять. Наконец со стариком удалось справиться. На складе — солонина, конфеты «Раковая шейка» и пять литров разведенного спирта, но хлеба — ни крошки.
Алексей шел по песчаному берегу Волги. Как и в первый день, с донской степи дул пронизывающий до костей холодный ветер. Вода в реке вздыбилась.
Алексей думал… Многих его бойцов ранило по второму и даже по третьему разу, и все же те, кто мог держаться на ногах и стрелять, не покидали позиций. А раненых, в особенности тяжелораненых, накопилось много. Тех, кто мог как-нибудь передвигаться, выпускали через правофланговый пост с надеждой, что человек как-то сам сможет добраться до бригады Горохова.
Но фашисты узнали об этом.
Алексей подошел к лазарету. Тоня и Степан Кухта встретили его в нескольких шагах от входа.
Раненые все время просили пить. Кухта забирался в ледяную воду, подальше от берега, чтобы зачерпнуть воду почище. Но медикаментов нет, нет и еды в лазарете. Приглушенные вскрикивания раненых доносятся на кромку, выворачивая, как говорит Кухта, душу наизнанку.
Очкин оглядел тесно набитую пещеру. Здесь были только те, кто уже не мог передвигаться. Пахло загнивающими бинтами.
— Что будем делать, товарищ лейтенант? — спросил Кухта.
— Я тебе, Степаныч, на этот счет ничего не скажу, — ответил Алексей. — Здесь ты такой же командир, как и я, ты и принимай решение… Ты вот что мне скажи: солонину и конфеты на сколько дней еще растянуть сможем?
— Дня на три, а потом конец.
— На скольких ты тогда поделил?
— На пятьдесят семь.
На круче на шестые сутки их было пятьдесят семь, всего пятьдесят семь — наверху и внизу, вместе с ранеными.
Степан Кухта после ухода Алексея принял решение: из найденных на берегу обгорелых бревен сбивать плоты и на них спускать по реке раненых, по одному, веревками привязав к бревнам.
Степан неутомимо занимался плотами. Он даже придумал особую конструкцию — крест: плот из двух бревен, продольного и поперечного. Это гарантировало, что бревно не станет вращаться и раненый не окажется лицом в воде.
Степан привязывал раненого к бревну и, простившись, тихонько толкал плот. За короткий остаток ночи плот должен был как раз миновать берег, занятый фашистами, и с рассветом показаться там, где вплоть до самого Красноармейска были наши. Степан надеялся, что раненого обязательно заметят с берега и выловят.
На следующий день защитники кручи пережили наиболее тяжелый бой. Вниз в бессознательном состоянии принесли Колю Смородникова. Степан Кухта, не дав его донести в «лазарет», тут же уложил на плот, стряхнул слезу, стал готовить раненого к тяжелому путешествию по реке.
Не дожидаясь темноты, Кухта оттолкнул от берега плот с Колей.
Не ошибся лейтенант, когда еще вчера, прислушиваясь к наступившему затишью, подумал, что фашисты затевают необычное.
С утра к кромке обрыва осторожно, словно ощупью, на расстоянии метров семидесяти друг от друга, выбирая проходы между глубокими воронками, двинулись два танка-тральщика. Они шли, выпустив щупы-катки на длинных стальных оглоблях. Тяжелые катки подпрыгивали при взрыве мин, а танки шли дальше.
