Искатель, 1963 № 04 - [60]
Мы свернули белое большое полотно с крестом и засунули его за шпалы.
Из-за вагона выскочил Гуго, а с ним и Джулиано. Гуго бил его железной трубой, сипел и плевался.
Из их совместного визга я уловил, что Джулиано набросился на Гуго, требуя привести четвертого пленного, а то тяжелые шпалы трудно таскать втроем.
Джулиано кричал, визжал от боли и от страха, что Гуго застанет нас за упрятыванием полотна.
Гуго совсем взбесился и стал похож на собаку. На его губах выступила пена, лицо посинело. Он брызгал слюной во все стороны и норовил ударить побольней «эту проклятую итальянскую свинью».
Джулиано увертывался, бросая свое хлипкое тело из стороны в сторону, падал и, елозя на коленях, запутывался в длинной шинели.
Я с волнением следил за взглядом Гуго. Конец веревки болтался так явно, что не заметить его было трудно.
Один Марчелло был спокоен. Но лицо его стало белее полотна. Потом мы понесли шпалу, а за нами, спотыкаясь о камни и рельсы, трусил Гуго. Он забегал вперед, пропускал нас, оставаясь сзади, тыкал в бок Джулиано, мне и Марчелло проклятой трубой.
Послышался гул самолетов и разрывы зениток. Гул быстро приближался.
Из-за бугра вынырнули два самолета, они шли прямо на состав.
— Ложись! — крикнул Джулиано не своим голосом и побежал по рельсам, подальше от оборванной веревки.
Я и Марчелло бросились за ним.
Гуго остался на месте и лег в кювет прямо против вагона.
Самолеты пролетали над нами вдоль железнодорожного полотна. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, молчали. Хотелось сказать что-нибудь хорошее, успокоить Джулиано, приободрить. Я похлопал его по плечу и сказал: «Молодец!» Больше ничего. Он не ответил, повернул свое маленькое личико и попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. Большие черные глаза смотрели испуганно, веки дрожали. По-моему, он и сам не рад своему животному страху.
Самолеты вдруг развернулись и пошли на восток. Мы проводили их глазами и переглянулись. Конечно, мы все думали об одном, теперь выхода почти не было, свои самолеты или фашистские — все было смертью.
Самолеты улетели, стало тихо-тихо, даже ветер перестал.
— У моей маленькой Лючии большие черные глаза и небольшой ротик. Сильвия самая красивая в деревне. Солнце там, — сказал вдруг Марчелло и протянул руку на юг.
И вдруг я снова услышал далекий самолетный гул. Мы привстали и прислушались. Гул приближался. Вот оно! Я понял это сразу. Я всегда чувствовал настоящую опасность. Посмотрел на Марчелло и по выражению его лица понял: что-то случилось. «Ну, пропали!»
Гуго подошел к нашему подопечному вагону и сейчас держал в руках отрезанный конец веревки. Конечно, он сразу все понял!
Вдруг — Гуго, как зверь, бросился к принесенной куче шпал и стал ворочать их. «Разыскивает полотно с крестом!» — мелькнуло у меня в голове.
Самолетный гул перешел в свист, и сразу с трех сторон над составом пронеслись бомбардировщики.
Джулиано прыгнул в кювет, выбрался из него и побежал к воронке. Самолеты делали боевой разворот для атаки на эшелон. В воздухе стоял сплошной рев моторов и свист. Вот они пошли в атаку; мы, замерев, смотрели на Гуго. Он, не обращая внимания на самолеты, с остервенением разбрасывал шпалы. Кепка слетела, волосы растрепались. И вот в его руках белый сверток! Кинулся к вагону, — на ходу разворачивая полотно. И вдруг мы увидели то, чего я не забуду никогда: маленький, тщедушный Джулиано бросился к Гуго и вцепился пальцами в его горло. Гуго и Джулиано упали, покатились по земле.
Раздался сильный взрыв. И на том месте, где боролись Джулиано и Гуго вырос столб земли, шлака и пыли. И еще взрыв! Меня подбросило в воздух и шмякнуло о землю. На какое-то время я потерял сознание. Очнулся — кругом туман, темень и гарь. Воздух ядовито-едкий. Дышать было трудно. Я нащупал на лбу кровь.
Как я полз до воронки и сколько времени занял этот стометровый путь, не могу припомнить, но у меня осталось на всю жизнь ощущение клейкого удушья. Как будто кто-то огромный и тяжелый, навалившись на меня, грязной рукой крепко зажал мне рот и нос и визжал в самое ухо. И вот я опрокинулся в глубокую воронку, сполз на дно и там увидел Марчелло.
Он лежал на боку, обсыпанный комьями земли, его вытянутая левая рука хватала воздух. Я подполз, перевернул его на спину, огромное пятно крови растекалось по штанине. Он был жив и что-то шептал одеревеневшими губами.
Я приложил ухо к его рту и скорее понял, чем услышал, два женских имени.
ИЗ БЛОКНОТA ИСКАТЕЛЯ
Шел 1865 год…
Английский бриг «Фолкен», подняв все паруса, двигался в южных водах Тихого океана.
Неожиданно раздался крик впередсмотрящего:
— Земля!
Матросы высыпали на палубу. Считалось, что в этой части океана неоткрытых островов уже нет. Во всяком случае, этот на картах адмиралтейства не значился. Моряки определили его координаты, нанесли на карту и дали название «Фолкен-Айленд» в честь своего корабля, что в переводе означает «Соколиный остров».
Так в пятидесяти милях северо-западнее острова Тонга-табу в архипелаге Тонга впервые увидели новую землю.
Только через двадцать девять лет другой корабль подошел к «Соколиному острову».
Однако вместо него моряки увидели лишь отмель… Но в том же 1894 году Фолкен-Айленд вновь вынырнул из пучины. Команда другого корабля измерила его. Остров оказался длиной в пять километров, а высота его достигала пятнадцати метров.
