Искатель, 1962 № 06 - [17]

Но пахса — та же глина, только- с примесью мелкорубленой соломы (самана). В завале, который надлежит выбрасывать, — обрушенные куски тех же стен. И все это тысячелетиями перемывали дожди, пропекало солнце. Попробуй разберись!

— А вы зачистите поверхность стены, вот же кирпичики кладки, — советуют мне более опытные сотрудники, — сразу вылезут границы комнаты.

Я скребу поверхность ножом, стирая пальцы в кровь, разметаю щетками и кисточками и раздуваю пыль. Но передо мной совершенно однородная масса, покрытая паутиной трещинок. Может, выдумывают археологи эти неуловимые кирпичики? Но почему же все, кто подходит к моему раскопу, видят их одинаково, не сговариваясь? Да и есть ли в самом деле эти призрачные комнаты для рабов, кладовые и службы, размещенные между цитаделью и крепостной стеной?

Стены у меня никуда не «идут», ничего не образуют. Несколько дней тянется утомительное, бессмысленное ковырянье. И никто на меня внимания не обращает. Или мне так кажется? Несколько замечаний, самых необходимых, сделал начальник раскопа. Почти не задерживаясь, перешагивает через мою «комнату» Сергей Павлович. Впрочем, один раз остановился, заметив, что я орудую ломом.

— Стеночку рубите? Новаторскими методами? Вот один артиллерист предлагал в раскопы динамит закладывать и взрывать. А археологи отказались. И почему отказались — не понимаю! — И отошел к следующему раскопу.

Теперь из-под моего ножа отлетают уже не кусочки, а жалкие крошки. Жарко, пыльно, скучно. Бросить бы все и уйти побродить по пустыне…

К концу недели в моей «комнате» расчистился угол. Стены вышли неровные, истыканные ножом. Проглянул и кусочек пола, заботливо обмазанный глиной. В углу кучка обожженных костей. Первая находка.

— Шашлык ели, — сказал Сергей Павлович, внимательно оглядывая мой раскоп, — из барашка, натуральный — на косточке, Ну, хорошо, двигайтесь дальше…

Этот день не показался мне длинным и — жарким.

Весна неистовствовала. Цвели не только тамариски, саксаулы, акации, но и самые костлявые колючки. Просыпаясь по утрам, мы посматривали на электропровода: не распустились ли и на них лазоревые чашечки или пышные султаны? Все вокруг копошилось, хлопотало и множилось без числа и счета. Крохотные ящерочки шныряли по барханам. Ежики повадились в реставрационную палатку за упаковочной бумагой. Раскопки крепости заметно подвигались вперед. Рядом с моей «комнатой» открылись и другие.

Я тоже отдавала своей работе, своей «комнате» все силы, все внимание. Каждый ее сантиметр был расчищен ножом и скальпелем, сотни раз обметен кисточками. Стены в комнате уцелели не более чем на полметра в высоту, пол. местами изуродован завалами. И все же она необыкновенно обжитая», домашняя. Очажок, на котором готовили пищу, черепки развитого горшка на полу, пристенная суфа — узкая глиняная- лежанка, игрушечный сосудик, небрежно вылепленный, напоминаюь щий современную кукольную- посуду.

Простой глиняный, пол. Но опытный глаз археолога может узнать о многих обычаях, привычках обитателей комнаты. Порожек слева пониже — значит, из дверей чаще проходили влево, к очагу; в. середине комнаты, пол вытоптан больше — это естественно: у стен обычно ходят реже… Но почему так выбита обмазка пола в углу? Там, очевидно, хранилось самое необходимое, повседневное. — охотничий лук, кетмень или одно из, тех неизвестных нам орудий с нешироким лезвием, следы которыж сохранились на бортах вырубленных в полу ям. А здесь, где сохранилась лучше обмазка, наверное, лежала кошма — место ночлега.

В этом первом, своем раскопе я научилась многому… Я поняла, что труд археолога — тяжелый, но благодарный.

Кой-Крылган-кала.

Лагерь экспедиции.

Мавзолей Тюрабек-ханым.

Скульптурный портрет, найденный на Топраке.

Топрак-кала.

Кроепость небесного всадника

Благо вам, страны!

Воды в каналах да текут без помехи

К посевам с крупным зерном,

К травам с мелкими семенами,

Ко всему живому в мире.

(Авеста)

Прошло семь лет. Я снова стою на верхней площадке Кой- Крылгана — теперь уже не в качестве зеленого новичка, а как полноправный сотрудник экспедиции — археолог.

Семь лет — ничтожный срок по сравнению с пятью веками жизни этого своеобразного памятника и шестнадцатью столетиями, которые он простоял мертвым, погребенным песками пустыни. Но за эти семь лет все изменилось: и пустыня и люди. Семь лет назад у самого горизонта, еле различимые, темнели полосы культурных земель. А сейчас все ближе к нам подступают хлопковые поля, посевы люцерны, юные сады семилетки. Пчелы с колхозных пасек залетают в наши палатки, по утрам нас будит петушиный крик. «Барабан мира», — так выражались древние хорезмийцы.

У самой крепости плещется мелководное пресное озеро. Белоснежное крыло баклана сверкает среди песков.

Наши друзья колхозники — туркмены, казахи, узбеки, каракалпаки — ведут наступление на пустыню! Возвращаются к жизни земли, которые были мертвыми два тысячелетия!

Брезентовый городок экспедиции тоже разросся.

Вокруг памятника — горы выброшенного из раскопов грунта. Похожие на ихтиозавров, притаились среди них транспортеры. Последний этап раскопок. Через несколько дней бульдозеры сомкнут кольцо «отвалов». Это наша линия обороны — вал, сооружаемый археологами, чтобы защитить раскопанную и расчищенную крепость от злейших врагов: песка и ветра.