Искатель, 1962 № 01 - [2]

Леопард остановился. Неподвижные зеленые огни глаз в упор смотрели на человека. Кумало тяжело дышал. Он пытался дотянуться ногами до земли, прочно встать на нее, но всюду встречал лишь проседавшие под его тяжестью ветки.

Хищник сжался перед прыжком. Его плоская голова была совсем рядом. Кумало старался овладеть собой. Ран не избежать. Только бы не допустить зверя до горла, не дать ему вцепиться в грудь своими страшными, как ножи, когтями. Кумало инстинктивно притянул к себе молодое деревце, закрылся им. И вдруг леопард забеспокоился. Он повернул голову в сторону и, прыгнув на верхнюю ветвь, исчез. Зверь чего-то испугался.

Стало почти светло, и Кумало торопливо выбрался из путаницы ветвей, настороженно осматриваясь. Он сделал несколько шагов по лесу и — остановился. Сквозь кусты на него глядели сумрачные умные глаза человека. Кумало метнулся в заросли. Но его не преследовали, и он успокоился.

Кумало шел к дому, размышляя о незнакомце. Он спас его от леопарда, но зачем он ходит по лесу в такое время? Вербовщики этой ночью были в селении Кумало, но, похоже, не от них скрывался человек. Странные дела творятся вокруг. Лучше быть подальше от того, что неизвестно.

ГЛАВА II

Вечером, когда Кумало, расположившись в хижине поудобнее, уже засыпал, послышались осторожные шаги. Что такое?

Шаги затихли, потом снова раздались, теперь уже в другой стороне сада. Это не вербовщики. Те действовали бы иначе.

Снова шорох в листьях, осторожные, крадущиеся шаги. Кумало, готовый к бегству, скользнул к двери и рывком дёрнул засов.

Кумало с трудом переводил дыхание. Зачем они приходили? Что замышляли против него? Чтобы разогнать страх, Кумало зажег очаг. Маленькое желтое пламя заплясало между трех камней. В хижине никого нет. Дверь закрыта. Чего же бояться? Он лег и долго еще успокаивал себя…

Было светло, когда надсмотрщик Манве застучал в дверь. Кумало блаженно спал на шкуре буйвола, растянутой на грубой деревянной кровати.

— Почему спишь? — громко сказал надсмотрщик, стараясь придать своему голосу как можно больше достоинства. — Я и то встал! На плантации уже работают!

Кумало открыл глаза, неторопливо поднялся и вышел в утро, наполненное туманом. Воздух был влажен и бел, как сок каучуконоса. Ночные страхи исчезли. Кумало сладко потянулся.

— Очень усердный ты стал, — Кумало усмехнулся, сверкнув белыми ровными зубами. — Не надорвись.

Слегка сутулясь, Кумало направился по красной пыльной дороге к плантации вождя. Он шел неторопливо, спокойно и не возмущаясь. Какой толк от ненужных проклятий? Зачем горевать и волноваться, если он ничего изменить не может? Ведь ему не выгнать мзунгу — европейцев, установивших в колонии свои порядки, и не изменить несправедливых законов. Он вое-, принимал неприятности, не впадая в мрачное настроение, и старался не думать об опасности, когда она не угрожала ему.

За такой философской стеной Кумало отсиживался, пережидая жизненные бури.

Кумало шагал сейчас на плантацию вождя и мурлыкал песенку, словно шел не работать на презренного человека, а смотреть танцы воинов. Кумало был мрачноват с виду. Но это впечатление сразу рассеивалось, лишь только на лице его появлялась добрая улыбка, говорившая о мягкости характера и доверчивости. Подбородок его выдавался вперед, как у большинства африканцев. Во всем облике Кумало не было ничего примечательного, кроме глубоко запавших глаз, которые смотрели на мир внимательно и смело, и где-то в глубине их. часто вспыхивали веселые насмешливые искорки.

На кофейной плантации вождя Мбулу уже работало несколько человек. Мбулу расширял плантацию за счет земель соплеменников, пропавших на рудниках.

Кумало, как и все, месяцами работал на Мбулу. У него не оставалось времени для своего поля, потому что ему приходилось еще обрабатывать свою «плантацию принудительных культур». По закону каждый африканец в «воспитательных целях» должен был выращивать полгектара масличных пальм и про давать их плоды «Всеобщей африканской компании». Тех, кто отказывался разводить плантации, отправляли в тюрьму.

Кумало собирал плоды кофе и думал о ночных посетителях. Кто приходил? Зачем? Вдруг придут снова? Но, может быть, и не придут. Не стоит зря думать о них.

От жары даже мухи попрятались под листья. Надсмотрщика рядом не было, и Кумало, расположившись на теплой земле, стал есть красные спелые плоды кофе. Основательно он ел только раз в сутки, вечером, довольствуясь в течение дня плодами и орехами.

Кумало увидел надсмотрщика с короткой палкой в руках, который вышагивал своими огромными босыми ступнями, — увидел, но продолжал лежать..

Манве подошел, грозно глядя на непочтительного подчиненного.

— Я рядом, а ты лежишь?

— Отдыхаю. — Кумало спокойно разглядывал надоедливого человека.

Было в Кумало что-то внушающее уважение. Это сдерживало и раздражало надсмотрщика.

— Ни меня, ни вождя не слушаются. Скоро за всех возьмемся!

— Не боюсь я вас. У меня нога опухла, — сказал Кумало и встал.

Издалека донеслись удары тамтама. Кумало насторожился. Тревожные слова выбивал барабан: «Вербовщики! Вербовщики!»

Бежать! Но рядом стоял надсмотрщик и подозрительно косился на него.