Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина - [31]

«Нет, – сказал я себе. – Других объяснений нет. Бог реален и слышит мои молитвы, даже такие мелкие и маловажные».

Начиная с того дня, я не просто верил в Бога – я знал, что Бог существует. И что Он любит меня.

Это оказалось очень вовремя. На следующий год, вернувшись в школу принцессы Анны, я обнаружил, что у нас ввели новый предмет по выбору под названием «Теория знания» (ТЗ), нечто вроде введения в общую философию и эпистемологию. Учебник по теории знания назывался «Человек – мера всех вещей», и одной из первых мы провели дискуссию на тему: «Как нам узнать, существует ли Бог?» Дискуссия была глубокой и увлекательной – и поколебала веру многих моих верующих одноклассников.

Но эта дискуссия была сосредоточена, как и следовало, на рациональной аргументации; а я уже знал, что субъективное знание бывает и мощнее, и непреложнее объективного. Никогда и никого я не смог бы убедить в том, что видел в небесах золотую и серебряную стрелу и что эти небесные знаки привели меня к друзьям. И понимал, что это и не нужно. Этот знак был послан мне – для того, чтобы от 99-процентной уверенности в существовании Бога я перешел к 100-процентной.

Четыре года спустя, когда мой мир распадался на части, меня спас этот один процент.

18. Честь и позор, совесть и вина

«Теория знания» стала одним из многих предметов по выбору, на которые я записался вместе со своим лучшим другом Дэвидом. Начиная с седьмого класса мы все больше сближались и в старших классах сделались уже неразлучны. Мы занимались вместе на шести предметах по выбору из семи, вместе были капитанами школьной «команды знатоков» и вошли как дуэт еще и в ораторскую команду. В предпоследнем классе мы с Дэвидом заняли пятое место на олимпиаде штата, удивив всех – в школе мы считались скорее нерадивыми учениками. А в последнем классе, также вдвоем, получили на олимпиаде первый приз!

Порой мы с Дэвидом разговаривали о религии и о существовании Бога. Взгляды у нас были очень разные, несомненно, вследствие разного воспитания. Для меня отправной точкой был ислам, а Дэвид рос агностиком и не желал отступать от агностицизма. Дискуссии на «теории знания» породили в нем еще больше сомнений. Что до меня – они не поколебали мою веру, но заставили остро ощутить разницу между восточным и западным мировосприятием и впервые всерьез над ней задуматься.

Когда родители учили меня «проверять свои взгляды», это означало, в сущности, что я должен защищать то, чему они меня учат и самостоятельно находить аргументы в пользу этого. На ТЗ мы делали на словах то же самое, но на деле прямо противоположное. Здесь «проверять свои взгляды» означало относиться к ним критически, проверять на прочность, испытывать их границы, искать слабые места. Некоторые ученики в результате даже меняли свои убеждения.

Разница между восточным и западным образованием нигде не проявляется так ярко, как в разнице менталитетов исламских иммигрантов и их детей. В исламских культурах авторитет исходит от людей с высоким статусом, в западной культуре – от разума как такового. И это различие определяет собой облик всего общества, в особенности его этики.

В исламских культурах авторитет исходит от людей с высоким статусом, в западной культуре – от разума как такового

Когда авторитет исходит не от разума, а от статуса, задавать вопросы руководителям и сомневаться в их решениях опасно – это грозит опрокинуть систему. Послушание здесь вознаграждается, за несогласие осуждают и наказывают. Оценка человеческих действий принадлежит обществу, а не самому человеку. Ты добродетелен, потому что отвечаешь ожиданиям общества, а не потому, что следуешь собственным представлениям о добре и зле.

Так авторитет статуса порождает общество, этика которого основана на понятиях чести и позора.

С другой стороны, когда авторитет исходит от разума, вопросы и сомнения только приветствуются – ведь они очищают и укрепляют саму основу авторитета. От каждого ждут, что он будет оценивать свои действия самостоятельно. Прав ты или неправ – ты должен решать сам. Ты добродетелен, если делаешь то, что сам считаешь правильным.

Так авторитет разума порождает общество, этика которого основана на понятиях совести и вины.

Неспособность Запада понять Восток в немалой степени связана именно с этим расколом между парадигмами чести-позора и совести-вины. Разумеется, на практике все сложнее: элементы обеих парадигм можно найти и на Западе, и на Востоке, однако основной, работающей «в жизни» на Востоке является именно парадигма чести-позора – и именно ее так трудно понять жителям Запада.

Именно авторитет статуса ответствен за те явления в отдельных частях мусульманского мира, которые приводят западных людей в смятение или негодование: «убийства чести», кровную месть, выдачу замуж девочек шести лет и даже младше. Все просто: по тем или иным причинам основные источники общественного авторитета в этих регионах считают такие обычаи допустимыми или даже желательными. В том, чтобы им следовать, ничего позорного нет. И все. Ни рассуждениями, ни убеждениями, ни навязанными извне запретами с ними ничего не сделаешь. Чтобы эти практики были отменены, в обществе должны произойти внутренние, органические перемены.