Иштар Восходящая - [31]

Надо заметить, что ранняя египетская религия была в основе своей сексуально ориентирована и сильно связана с обрядами Великой Матери, известной под именами Нуит, Исиды и другими. Змеиное божество Сет, олицетворяющее фаллос, в то время был единственным мужским богом, приобретшим почти равный статус с богиней, только потому, что он был необходим ей для поддержания божественной функции матери всего сущего. (Фаллический змеиный бог, заимствованный египтянами из Конго, все еще занимает важное положение в африканском и гаитянском вуду. Культы, берущие начало оттуда, сейчас практикуются в Новом Орлеане и других частях американского Юга. Культы Исиды-Нуит суммировали свое учение в знаменитом афоризме, упомянутом Алистером Кроули, «The Khabs is in the Khu» («Хабс пребывает в Ху»). Хабс понимается как вечная, божественная часть человечества; Ху — это женские гениталии, от этого слова и происходит наше cunt, то есть влагалище. Здесь нет никакой «похотливости» или антирелигиозности, это всего лишь сексуальный базис их религии, приведший к шокирующим христианское сознание изображениям богов: мастурбирующий Атум, Исида, ласкающая ртом фаллос Осириса и тому подобные сюжеты. Одна из скульптур демонстрирует нам Исиду, кормящую грудью Гора, что было еще более-менее для христиан приемлемо. Неудивительно поэтому, что позднее подобные статуи были помещены в христианские храмы с переименованием Исиды в Марию, а младенца Гора — в Иисуса. Но затем смысл их был утерян и, как считает Кеннет Грант в Магическом возрождении, физическая основа египетской религии видоизменилась в метафизику христианства и эллинистической философии. Поскольку же секс в любом случае является неотъемлемой частью религии вообще (что мы прекрасно видим на примере Притчей Соломоновых), то его можно интерпретировать и как символ духовного слияния.

Любимым гомеровским прилагательным по отношению к красивой женщине было bathykolpos, то есть большегрудая. Сообразуясь с мнением многих античных историков, считавших Гомера слепцом, он должен был научиться определять это достоинство исключительно на ощупь и, кажется, приобрел тут значительный опыт. Любопытно отметить, что гомеровские ценности были совершенно матриархальны, что дает повод некоторым утверждать, что тексты его существенно старше приписываемого им возраста и следы их тянутся до квази- либо полноценно матриархального этапа мировой истории; Сэмюэл Батлер, Роберт Грейвс и Элизабет Гулд вообще считали Гомера женщиной. Определенно одно: для Гомера Ахилл и остальные военные герои его поэм были просто безумцами, а свои симпатии он излил в Одиссее, неохотно принимавшем участие в войне и постоянно упражнявшим свою прославленную хитрость в попытках улизнуть домой к любимой супруге, подальше от бессмысленной троянской резни. Было отмечено, что Гомер питал особенную любовь к древним богиням, а Зевса наделил в какой-то степени комической ролью этакого старого чудака поздних балаганных писак. Как бы там ни было, одна современная писательница-феминистка, Нэнси МакУильямс, додумалась обвинить Гомера в мужском шовинизме по причине того, что Одиссей всю Троянскую войну забавлялся в одиночку, даже не пригласив свою драгоценную Пенелопу принять участие в этой бойне.

Был ли Гомер феминистом, мужским шовинистом или вообще женщиной, он (она?) обладал всеми качествами тех современных поэтов-мужчин, известных своими антиправительственными, антивоенными и антивластными настроениями, ценящих и любящих женщин, детей, природу и естественную сексуальность. Очевидно, что в классификации Фрейда он будет оральной личностью. В любом случае, ценности его и тех творцов, что жили позже (Еврипид, Софокл, анонимные авторы Греческой Антологии и так далее) и разделяли явный интерес к половой любви, были проблемны для осмысления патриархальной системой, причислявшей женщин к людям второго сорта.

С появлением христианства последние рубежи матриархата рухнули, и женщина потеряла последние права, став изгоем, парией и ненавистным орудием Дьявола, которому никогда и ни в чем нельзя доверять. Грудь перестала быть символом озаряющей мир божественной любви, став коварными силками демонов, вовлекающих мужчину в плотские грехи. Согласно почтенному Оригену, женщину именовали не иначе как «мешком навоза», а их рабское положение было определено Августином как расплата за поступок Евы, принесшей зло в мир. Склонность же к соитию с демонами, по мнению Шпренгера, возникает из-за того, что такую безумную похоть не сможет удовлетворить ни один земной мужчина. Если же, подытоживали отцы церкви, и не все женщины являются ведьмами, за ними все равно нужно зорко присматривать.

Если согласиться с тем, что современные феминистки разделяют с церковными патриархами большинство их антисексуальных предрассудков, то тогда забавно, что они до сих пор не добрались до знаменитого изречения Августина, что сексуальное вожделение это проклятие, наложенное на человечество из-за первородного греха наших прародителей. Как весьма занятно объясняют священники, Адам и Ева до грехопадения вообще не испытывали эротического влечения, соответственно, и нам Бог предписал следовать их примеру. На вопрос «Как же они могли „плодиться и размножаться“ без чувственных ощущений?», Августин дает ответ, достойный самой Ти-Грейс Аткинсон: Органы воспроизводства, говорит он, управляются «силой воли». Его обоснование такого утверждения дает нам пример самого, наверное, обширного полета фантазии за всю историю христианской теологии и, бесспорно, заслуживает цитирования: