Исход - [11]

Он рывком притягивает меня к себе, и я роняю фонарик, вцепившись в руку, которой он меня держит. Другой он тянется к медальону. Поняв его намерения, я прихожу в ярость. Свободной рукой влепляю ему пощечину и отступаю, чтобы горящей ладонью залепить пощечину сильнее.

— Черт, не смей!

Мне не по силам одолеть этого дикаря, когда он рывком притягивает меня к себе и трясет, как тряпичную куклу, после чего бросает на землю и садится сверху.

— СЛЕЗЬ С МЕНЯ! — кричу во всю силу своих легких и борюсь с ним. Я провожу ногтями по его рубашке, но вцепиться мне не во что. Он с легкостью берет надо мной верх, словно дерется с мошкой, и прижимает мои запястья к холодной траве.

Он нависает надо мной с глазами, полными ярости.

— Сейчас же говори, кто тебе это дал, мать твою!

Я плюю ему в лицо и поздравляю себя, когда слюна попадает на его подбородок. Мужчина без усилий перехватывает мои запястья одной рукой, прижимает их к земле, а потом стирает слюну плечом. Я вижу блеск зубов и понимаю, что ублюдок… улыбается так, что меня начинает тошнить.

— Я лишал жизни и за меньшее.

— Тебе меня не напугать. Ты всего лишь огромная безмозглая туша.

От его мрачного смешка по спине ползут мурашки.

— Ты даже не подозреваешь, что уже намокла. — Его горячий шепот вызывает тревожный звоночек. — Может, стоило дождаться, когда ты сама это поймешь, когда снимешь трусики и начнешь из-за этого изводить себя.

— Пошел ты.

Он наклоняется, и до меня доносится аромат пряного цитруса и кожи.

— Тебе было одиноко, Сесилия?

— Слезь с меня. — Я борюсь с ним изо всех оставшихся сил, но безрезультатно.

— Время игр окончено. Кто дал тебе кулон?

— Я бы не сказала, даже если бы знала.

Черт. Черт. Черт.

— Ты не знаешь. — Его полные губы расплываются в приводящей в ярость ухмылке. — Великолепно! Ты не знаешь, от кого кулон.

Он наклоняется, и я слышу в его голосе очередное смертельное обещание.

— Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не узнала. — Он хватает кулон, пока я сопротивляюсь со всей силы.

— Не надо, нет! Пожалуйста, не надо! — Я умоляю, вцепившись ему в руку; металлическая застежка впивается мне в шею и рвется. Потеряв самообладание, я кричу от чувства утраты. Глаза жжет от злых слез, поскольку этот мужчина растерзал меня одним-единственным поступком.

— Почему? Почему? Это мое. Он любит меня!

— Кто… кто тебя любит, Сесилия?

— Это для меня, для моей защиты! Это мое обещание!

— От кого тебе нужна защита?

От тебя.

Но я не осмеливаюсь произнести это вслух. Неважно, давала ли я ему власть меня тиранить или нет, — он не тот человек, который будет спрашивать разрешения.

— Эти твои законы! Нельзя их менять, как тебе захочется. Он выбрал меня!

— Ты жалкая. — Он отпускает меня, встает со сломанным кулоном в руке и смотрит сверху вниз.

— Думаешь, безделушка тебя защитит? Да она ничего не значит.

— Кулон важен для меня!

— Ты всего лишь влюбленная девчонка.

— Я двадцатилетняя женщина, ублюдок. — Я встаю, чтобы быть с ним лицом к лицу, хотя ноги дрожат. — И я принадлежу ему.

— Потому что он так сказал? У тебя вообще нет права голоса. Ты не в себе. И нет, милая, ты ему не принадлежишь. Он мой брат.

— Твой брат, как же. Он просто мальчик, с которым ты строил крепость до того, как достиг половой зрелости. Тебе сколько… за тридцать перевалило? И все еще бегаешь по округе, сражаясь с воображаемыми драконами.

— Думай что хочешь, но ты видела, на что мы способны.

— На мелкие кражи и громкие вечеринки? Тоже мне, подвиг, — блефую я, не моргнув глазом. Не хочу, чтобы он знал, как много я на самом деле знаю. — И я знаю, кому принадлежу.

Он наклоняется и смотрит мне в глаза.

— Уверена?

— Я люблю его.

— Назови его.

— Это не имеет значения…

— Да-да, ты любишь их обоих. Я уже слышал об этом.

— Ты заплатишь за то, что сделал мне больно.

— Думаешь? — Он оглядывается. — Кто тебя спасет? — Я чувствую, как сильно бьют его слова. Он прав. Никто не спасет меня от этого безумного ублюдка. Но они отлично научили меня обороняться.

Словно прочитав мои мысли, он говорит тихим голосом, в котором явственно читается угроза:

— Знаешь, мне и не такое сходило с рук. — От изысканности его французского акцента вкупе с откровенной неприязнью угроза становится более опасной. Но я не отступаю. Я столько месяцев отравляла себя ненавистью и охотно готова ее выпустить.

— Что же вас так злит, сэр? Я помешала вам убивать и мучить мелких животных? Сегодня вечер пятницы, а вы не нашли занятия поинтереснее, чем преследовать влюбленную девчонку? И кто из нас жалок?

Я собираюсь с силами, гордо выпрямляюсь, чувствуя, как закипаю от гнева.

— Ты всего лишь напуганный мальчишка, одержимый идеей все контролировать, потому что в детстве тебя обделяли вниманием.

В следующую секунду я оказываюсь сбита с ног и падаю на спину. Сердце замирает, дыхание перехватывает, когда на мой рот набрасываются с чем-то, напоминающим поцелуй. Мужчина придавливает меня своим телом и накидывается на мои губы, раздвигая их языком. Я замираю с широко раскрытыми глазами, пока он грубо ласкает меня языком, шиплю и задыхаюсь. Полностью контролируя свои действия, он завладевает моим поцелуем, прежде чем крадет все предыдущие, стирая последний поцелуй Шона и те, что были до него. Стирает томительную игру языком Доминика. И я борюсь, цепляясь за те поцелуи всем своим естеством, но они ускользают от меня сквозь хватку моих дрожащих пальцев. Утрата и ненависть распаляют меня, пытаюсь отвернуться и воспрепятствовать, но он делает это невозможным.