Исход Никпетожа - [2]
Но Шахов все-таки очень странный. По-моему, он какой-то недоделанный.
Был я у Ваньки Петухова на фабрике. Оказывается у них теперь Никпетож работает кружководом по обществоведению.
— Вот, небось, — говорю я Ваньке, — здорово вам с ним!
— Здорово, да не больно, — отвечает Ванька.
— А что? Ведь, он хороший парень.
— Парень-то он, может, и хороший... по вашему, по-второступенскому. А у нас... не совсем.
— Да чем же? — спрашиваю.
И даже обиделся чуть-чуть за Никпетожа. Но узнать не удалось, потому что Ваньку сейчас же оторвали. Ванька на фабрике — словно милиционер на перекрестке. Делает он сразу тысячу дел. Всюду его тянут, то-и-дело отрывают, так что говорить с ним совершенно нельзя (а мне как раз нужно). У него чортова партнагрузка. Как раз тогда, когда я с ним говорил, в фабком входит какой-то длинный парнина — и Ванька, перервав разговор, прямо на него:
— Ты чего, Пашка, портками трясешь?
— То-сь, как трясу?.. Я, стал-быть...
— Стал-быть! Что сегодня вечером делаешь?
— Я... вот такая вещь... Я вот, что тебе хотел сказать...
— Ну? Что же? Ну? Да говори скорей, у меня время считанное, — торопит Ванька и все время на часы смотрит.
А тот завел:
— А вот слушь-ка... У меня есть одно дельце... так, секрет один... это, видишь, касаемо земли... разработка тут есть одна у меня...
— Эк, хватил! Это весной надо, тогда и поговорим А сейчас мне даже и некогда. Ты вот что, Пашка: шлындаешь без дела, портками все трясешь — отправлялся бы к староверцам, к сезонникам этим. Загни им про землю, про всякую, там, огородную овощь, — они это любят, я знаю, я сам раньше староверцем был.
— Ладно-ладно, сговоритесь там как-никак! Хряй.
Парнина ушел, а я спрашиваю Ваньку:
— Однако ты командир. Какие это староверцы?
— А, тут сезонники, в комсомол не идут, драться все лезут, сорганизовать надо... Тебе что, Зыкова?
Вошла девчина, сама маленькая, а кепка громадная, аккурат зонтик на двух ножках, покосилась на меня и говорит:
— Я, Вань, опять насчет Герасимовой.
— А что такое?
— С Кульковым связалась. С’ест она его. Ну, прямо до тла парней выедает. Бешенство матки у ней, по- моему. Посоветовал бы ты ей, что ли.
— К доктору? Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. На кой чорт к доктору? Я сам раньше доктором был.
— Да ведь ты говорил, Петухов, что ты раньше певчим был?
— Певчим? Может, и певчим. Вот Коська знает, кем я раньше был. А? Да не слушай ты меня! Ты ведь знаешь, что я бузотер!
— Ну, кабы все такие-то бузотеры были! — криво как-то усмехнулась эта Зыкова. — А как же с Герасимовой-то быть? Станешь ей что говорить, она сейчас же: — «Очень вами тра-та-та» — и хвост винтом. Грозилась я ей на ячейку вынести, а она: — «Какой ге-пе-ужас!». Это и будем мы с ней разводы разводить! — обозлилась Зыкова. — Любой парень, как с ней свяжется, так от этого фабрика страдает, потому что у него производительность понижается до 75 процентов. Сволочь, шлепохвостка! «Очень вами тра-та- та!». Да вот сама по двору задом вертит — видишь?
Зыкова кивнула в окно.
— Стой, Герасимова! — закричал Ванька на весь двор. — Ты почему это, Герасимова, на собрании женотдела не была? Ты почему ячейку пропустила? Ты зачем от ядра отвиливаешь? А ликбезом кто заниматься будет?..
— Да я — в чем дело, Ванька? — остановилась девчина посреди двора.
— А крестпом? А подшефы? А стенгаз? А уголок Ленина? — перебил, не слушая, Ванька. — А кооператив? А здравотдел? А Мопр? А ячейка Авиахима? А друзья детей?! Поди-ка, поди-ка сюда...
Я вышел вместе с Зыковой. — «Очень вами тра-та- та», — бормотала та по дороге. Мне почему-то не очень хотелось с ней заговорить.
Но на дворе я встретил того самого парнину, которого Ванька называл Пашкой.
— Ты что: крестьянин, что ль? — спросил я его,— что насчет земли интересуешься?
— Отец, верно, когда-никогда был крестьянин... это так, — охотно ответил парнина. — А я — что ж? Мы на фабрике тридцать лет живем.
— Так на что ж тебе про землю с Ванькой говорить?
— Ну-ужно, — протянул парень, и вдруг подозри- тельно спросил: — Да ты, что, сам-то: партейный или непартейный?
— Партийный.
— Ну, и ешь пироги с грибами, а язык держи за зубами, — как-то уж очень быстро ответил парнина и ушел прочь.
С Ванькой обо многом надо поговорить.
Странный все-таки человек Виктор Шахов. Сегодня пришел ко мне, сел, долго молчал, потом спрашивает: — Решил, куда поступать?
— Не совсем. А ты?
— И я не совсем. А чем ты сейчас занимаешься?
Я начал было говорить ему, что здорово подчитываю по обществоведению, зубрю математику, вообще, готовлюсь ко вступительному, но он меня перебил: — Что же — исполнишь мою просьбу?
— Смотря какую.
— А вот. У меня есть брат. Я не знаю, куда он девался, да и вообще не знаю, что он: жив или нет. Пропал лет семь тому. И вот, понимаешь... не знаю, как тебе об’яснить. Есть одна такая вещь, которую ему нужно было бы передать, если он найдется.
— Какая вещь?
— Да пустяки... книжица одна. Я думаю, что со мной что-нибудь случится... так вот, на всякий случай я и хотел тебя просить.
— Понимаю. Да ведь у тебя есть отец?
— Отцу я не до-ве-ря-ю. А ты хоть и болван, но честный человек.
Публикации забытой палеонтологической фантастики в серии «Polaris» продолжает фантастическо-приключенческая повесть Н. Огнева «Следы динозавра».Повесть открывает новую грань дарования автора знаменитого «Дневника Кости Рябцева». Ее герои — французский палеонтолог Дормье, неугомонный тов. Френкель и разложившийся комсомолец Свистунов — отправляются в Монголию на поиски костей динозавров. Пережив ряд приключений в пустыне Гоби, они неожиданно для себя оказываются в гуще китайской революции…
Книга Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева» вышла в 1927 году.«Дневник» написан своеобразным языком, типичным для школьного просторечья жаргоном с озорными словечками и лихими изречениями самого Кости и его товарищей. Герой откровенно пишет о трудностях и переживаниях, связанных с годами полового созревания. Ему отвратительны распутство и пошлая грязь, но в то же время интимная сторона жизни занимает и мучает его.Многое может не понравиться в поступках героя «Дневника» Кости Рябцева, угловатость его манер, и непочтительная по отношению к старшим свобода рассуждений, и нарочитая резкость и шероховатость языка, которым он изъясняется.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эпизоды бурной биографии поручика Раздеришина — от фронта за 2 000 верст от германской войны через диверсионные операции против британской армии в Анатолии до будничной жизни в Советской России, где «…всё можно. Разве нельзя устроить так, чтоб не все было можно, чтоб какое-то было нельзя?»Повесть написана оригинальным экспрессионистским стилем. Фрагментированная художественная реальность передает фантасмагоричный характер действительности и упорядочивается ассоциациями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Слесарь Петр Иваныч Борюшкин едет на поезде, из голодающего города в деревню, чтобы поменять соль и очищенный денатурат на картошку…
В основу произведений, помещенных в данном сборнике, положены повести, опубликованные в одном из популярных детских журналов начала XIX века писателем Борисом Федоровым. На примере простых житейских ситуаций, вполне понятных и современным детям, в них раскрываются необходимые нравственные понятия: бескорыстие, порядочность, благодарность Богу и людям, любовь к труду. Легкий занимательный сюжет, характерная для произведений классицизма поучительность, христианский смысл позволяют рекомендовать эту книгу для чтения в семейном кругу и занятий в воскресной школе.
О том, как Костя Ковальчук сохранил полковое знамя во время немецкой окупации Киева, рассказано в этой книге.
Семь братьев – это почти как в сказке. Младший часто оказывается самым умным и удачливым. Барт Муйарт (род. в 1964 году), когда вырос, стал одним из самых известных и издаваемых фламандских писателей. Чаще всего его книги издатели адресуют детям и подросткам, но сам автор считает, что пишет без оглядки на возраст – для всех. «Братья» – одна из таких книг. Каждый день детства под пером автора превращается в сокровище – будь то постройка дома из песка, или визит настоящего короля, или поездка всемером на заднем сиденье автомобиля, или рождественское утро.Началом своей творческой биографии Барт Муйарт считает 1978 год, когда он впервые прочел на радио свое стихотворение.
В книгу вошли рассказы, сказки, истории из счастливых детских лет. Они полны нежности, любви. Завораживают своей искренностью и удивительно добрым, светлым отношением к миру и людям, дарящим нам тепло и счастье.Добро пожаловать в Страну нежного детства!
У девочки Насти, только что ставшей второклассницей, наступила пора первых в ее жизни летних каникул. И она отправилась проводить их на даче у бабушки. Но если ты мечтательница и отдыхаешь от всяких школьных дел, то обыкновенный дачный отдых может легко превратиться в опасное волшебное приключение. Когда в твою жизнь ворвутся и лешие с водяными, и летающие верблюды, тебе придется познакомиться и с Серым волком, и взмыть в небо на ковре-самолете. А все из-за того, что всего лишь попытаешься сорвать красивый цветок… Взрослый писатель Анатолий Курчаткин написал детскую повесть-сказку по сюжету, который подсказала ему внучка, – интереснейшая получилась история.
В книгу «Солнечный ручеёк» вошли удивительные, искренние рассказы, полные света и добра.Они учат детей сердечным отношениям с родными и близкими людьми, с домашними питомцами, учат любить и ценить красоту окружающего мира, а ещё – фантазировать и мечтать.