Ищущий убежища - [7]

В результате многолетнего изучения логики, математики и в большей степени латыни, Томас стал молодым дьяконом в Винчестере. В течение последующих десяти лет он был мелкой сошкой в управлении собора и среди членов собрания рыцарского ордена. Его нанимали, главным образом, для работы в казначействе, а участие в религиозной жизни ограничивалось для Томаса обязательным присутствием на нескольких ежедневных службах, но он также начал преподавать чтение и письмо, и это обстоятельство способствовало его последующему падению.

Восемь лет назад, после повышения, архидиакон Джон де Алекон переехал в Эксетер, где со временем стал правой рукой епископа. Перед его отъездом из Винчестера Томаса посвятили в духовный сан. Через некоторое время он стал пребендарием в одном из самых маленьких церковных приходов на окраине города, хотя все еще состоял в управлении собора и преподавал в школе.

Воспоминания Томаса были прерваны диким храпом Гвина, основательно беспокоившим даже самого корнуолльца и заставлявшим его ворочаться и бормотать во сне некоторое время, пока он наконец не успокоился. Коронер Джон, казалось, беспробудно спал на своем табурете, и мысли клерка в тысячный раз вернулись к событиям, лишившим его покровительства церкви.

За долгие годы болезнь, причинявшая столько страданий его позвоночнику, усугубилась, и хотя чахотка, казалось, отступила, сухожилия и кости сморщились и усохли так, что голову слегка перекосило на одну сторону, а кривобокий горб на спине стал еще заметнее. Черты лица Томаса сильно огрубели, и, хотя фигура его не была гротескной, внешностью он обладал далеко не привлекательной. Предполагалось, что члены пребендария должны оставаться холостыми, но многие из них имели хозяек или даже незаконные семьи, некоторые обзаводились целым выводком внебрачных детей, часто от разных матерей, и, хотя женщинам возбранялось посещать соборный надел, где жили большинство из каноников, этим правилом пренебрегали.

Несмотря на свои физические недостатки, Томас де Пейн был нормальным в сексуальном отношении. Он любил женщин, он желал женщин, и, как и многим его сослуживцам-пребендариям, ему не составляло труда удовлетворить свою похоть. Если бы он ограничился хождением в публичный дом, это сошло бы ему с рук, поскольку в Винчестере, как и в любом другом большом городе, каждый жил, как ему удобно, и никому не было до этого дела. Но два года назад среди его учениц, обучавшихся чтению в дневной соборной школе, появилась некая полненькая четырнадцатилетняя девица – его Немезида.

Скорчившись у сырой стены из грубых досок, врезавшихся в его искалеченную спину, Томас в который раз гадал, случилось ли так, что ее тучность и его скрюченность привлекли друг друга, либо же она изначально насмехалась над ним? Чтобы привлечь его внимание, девушка обращалась к нему с просьбой провести дополнительный час по практике чтения после того, как другие ученицы расходились по домам. Томас был очарован ее застенчивыми взглядами, дрожащими от волнения ресницами и беседами, вызывавшими глубокие размышления. То ли он неправильно истолковал ее желания, то ли был умышленно завлечен ею в ловушку, но его неуклюжая попытка соблазнить ученицу в темной классной комнате монастыря вызвала с ее стороны вопль, заглушивший колокола собора. Прибежали надзиратели и заключили Томаса в тюрьму, а на следующей неделе он был отправлен в карцер для наказаний, находившийся под монашеской кельей. К счастью, возмутительный инцидент имел место в епископальных помещениях, поэтому сержантов шерифа не вызывали. Если бы их вызвали, Томасу наверняка было бы предъявлено обвинение в попытке насилия над девицей, и он, вероятно, оказался бы на виселице в течение нескольких дней.

Так уж случилось, что Томас сохранил свою жизнь, но потерял почти все остальное. После бесконечных отсрочек он предстал перед судом епархии, его признали виновным в совершении надругательства над девицей и оскорблении ее семейства, а епископ лишил Томаса духовного сана и выгнал из стен собора.

Сама по себе потеря сана не была большим несчастьем для Томаса, однако его также лишили звания пребендария и возможности проживания в церкви, и прежде размеренная жизнь священнослужителя сменилась полной опасностей неизвестностью. Изгнанный из религиозного сообщества, Томас был брошен на произвол судьбы, и ему больше ничего не оставалось, как пытаться заработать себе на пропитание, составляя письма и счета для торговцев и обучая чтению и письму юнцов из богатых семейств.

Такая жизнь продолжалась в течение полутора лет, пока душевные силы его не истощились окончательно, и он не впал в полнейшее отчаяние. С позором изгнанный из своего семейства, Томас даже замышлял самоубийство, но в конечном итоге, собрав всю оставшуюся волю, отправился в Эксетер, дабы умолить родственника о милосердии. Архидиакон, хоть и нехотя, но согласился помочь ему, как только представится малейшая возможность, и несколько месяцев спустя, когда была введена в действие новая должность коронера, он убедил Джона де Вулфа принять Томаса на службу в качестве писаря, отрекомендовав его как человека, неплохо владеющего пером.