Ищи на диком берегу - [43]
— Давайте, ребята, кричите, пугайте их! Ху-а! Ху-а!
Коровы неуклюже, но проворно неслись вверх по склону.
Люди бежали за ними, крича и улюлюкая. Захар на бегу утирал рукавом пот со лба:
— Ну и ну!
Эти нескладные с виду животные бежали на удивление резво. Первые коровы уже нырнули в чащу и замелькали среди деревьев. Захар бежал не останавливаясь, в ушах у него гудело от топота стада и криков, пыль и пот слепили глаза.
И тут из леса вынырнули всадники. Захар остановился как вкопанный, протирая глаза: прямо на него глядело дуло мушкета. Четыре испанских кавалериста держали их под прицелом.
Двое всадников тут же проскакали вперед, сгоняя в кучу отставших. Алеуты сгрудились вокруг Захара и Тайина.
Синие мундиры солдат казались серыми от пыли, серыми были и их лошади.
Солдат, державший под прицелом Захара, повел ружьем, показывая на нож, отрывисто скомандовал что-то, обнажая черные корешки зубов.
Захар посмотрел в сторону моря. Шлюпка уже подгребала к «Елене». Поднятые паруса наполнялись. Итак, береговая партия была брошена на произвол судьбы. Неужто капитан умышленно отправил их в западню? Мысль о подлом предательстве оглушила Захара, подавила волю к сопротивлению.
Он уронил нож, скинул веревку с плеч. Тайин уже отшвырнул топор.
Два солдата спешились, проверили, нет ли у них оружия, пинками и затрещинами заставили их стать в один ряд.
А потом их погнали. Руки связаны за спиной, лодыжки спутаны сыромятными ремнями, которые не давали им идти широким шагом. Связанные одной длинной веревкой, пленники шли цепочкой на расстоянии полутора-двух шагов друг от друга. Первым оказался Тайин, за ним шел Захар.
Впереди ехали два солдата. Чернозубый (похоже, он был у них за старшего) привязал конец веревки к луке своего седла. Двое остальных замыкали колонну.
Они начали подниматься вверх по склону. Чтобы не отставать от всадников, приходилось бежать рысцой. Захар был в рубахе, штанах и в сапогах, которые защищали его лодыжки от ремней. На алеутах же были старые штаны, обрезанные у колен, да рваные рубахи. Захар все время видел перед собой короткие мускулистые ноги Тайина с мозолистыми подошвами. Путы из плетеных ремешков при каждом шаге врезались в его щиколотки.
Час за часом испанцы гнали их вперед под палящим солнцем. Пыхтя, пленники взбирались на очередной холм, вниз спускались бегом, чтобы не отставать от лошадей. Захар брел спотыкаясь, отупевший от жажды, горячий воздух обжигал пересохшую глотку. От разгоряченных лошадей несло потом.
Когда жара стала совсем невыносимой, люди начали падать. Упавшие с трудом поднимались на ноги; чтобы помочь им встать, остальные всем телом наваливались на веревку. Один из солдат то и дело проезжал вдоль колонны и подстегивал валившихся с ног людей плетью.
Захар упал на вершине каменистого холма. Цепочка людей дернулась и остановилась. Захар стоял на коленях, свесив голову на грудь, тяжело дыша. Тут же словно огненный язык лизнул его спину. Захар закричал от боли и вскочил. Солдат поглядывал на него с лошади с легкой жестокой усмешкой, от которой задрался кверху клинышек его черной бородки.
— Вамос![9] — скомандовал погонщик, и новый удар плетью ожег Захара.
Захар потащился вперед, неловко переставляя спутанные ноги…
По дну лощины, поросшей ольхой, лениво катился ручей. Чернозубый спешился, чтобы стеречь пленников, пока остальные испанцы набирали воду в большие плоские фляги. Потом они ввели в воду лошадей. Пленники облизывали пересохшие губы, глядя, как лошади тянут воду.
Захар стоял с опущенной головой и пытался стряхнуть с бровей пот, заливавший глаза. Его одежда пропотела насквозь, струйки пота стекали по спине и ногам.
Наконец лошади напились досыта. Солдаты вывели их на берег и привязали к деревьям. Чернозубый махнул рукой, и цепочка людей спустилась к воде.
Тогда Тайин заговорил. Он что-то сказал по-испански Чернозубому, стоявшему над ними на берегу. Тот удивленно взглянул на него.
Тайин торопливо произнес в сторону Захара:
— Я ему говорю: развяжи руки, дай напиться.
Чернозубый возразил что-то. Тайин отвечал серьезно, убедительно. Захару он объяснил:
— Он говорит: поклянись, что не убежишь. Я клянусь. Он глупый: куда бежать?
Солдат спустился вниз, прошелся вдоль цепочки, сдернул веревки с рук.
Как только Захару развязали руки, он бросился в ручей. Вода еще не успела отстояться, со дна клубами поднималась муть. Захар зажмурился и припал к воде. Он пил жадно, захлебываясь, поднимая голову только для того, чтобы перевести дыхание. Наконец он поднялся, чувствуя, что больше в него не войдет ни глотка. И тут же его стошнило. Задыхаясь, мучительно кашляя, он извергал из себя мутную воду. Позже, когда ему полегчало, а вода в ручье посветлела, он напился снова, но более осторожно. Потом оторвал от подола рубахи полоску, смочил ее и повязал вокруг лба.
Пленным разрешили передохнуть. Солдаты сняли седельные сумки, расположились в тени и принялись за еду. Ружья лежали у них под рукой.
Захар смочил водой запястья, на которых веревка оставила глубокие следы, и повернулся к Тайину. Тот растянулся навзничь на грязном глинистом берегу, усыпанном галькой. Остальные алеуты тоже распластались на берегу и, казалось, спали. Полуприкрытые веками глаза Тайина мерцали желтым блеском.
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.