Ищи на диком берегу - [22]

— Да что ж это он вечно шляется, словно цыган какой! Сколько верст я за ним отмахал, а он снова сбежал!

Кусков махнул рукой.

— Такой уж он у тебя уродился. Вечно тянет его куда-то. Вообще-то я надеялся, что после этого плавания он угомонится, потому и отпустил его.

— Как же это так вышло?

— Компанейский наш корабль, «Кама», шел с Ситхи на Гавайи, в пути попал в шторм и заглянул к нам на ремонт. Отец твой помогал его чинить. А тут как раз корабельный плотник расхворался. Петров вызвался заменить его, я согласился. «Кама» вернется месяцев через пять-шесть.

Захар вздохнул. Ничего не оставалось, кроме как ждать отца здесь.

— Твой отец непременно вернется на «Каме», — продолжал Кусков. — Я и сам жду его не дождусь. Тут вот какое дело. Жена его — дочь здешнего индейского вождя, мы зовем его тойоном. Так вот, тойон решил, что отец твой ее бросил…

— Жена? Моего отца? — опешил Захар.

— Да. Тойон очень недоволен, а мне с ним ссориться не с руки. Люди его племени у нас работают, без них нам не справиться. Вообще положение не из приятных, щекотливое. Ты об этом, Захар, крепко помни, когда увидишься с тойоном; а ты с ним, конечно, увидишься.

Но эти слова влетели Захару в одно ухо и тут же вылетели в другое — так он был озадачен известием о женитьбе отца.

— Отец женился? А разве здесь есть священник? И церковь? — Захар вспомнил наставления, которые вдалбливал ему отец Сергий.

— Нет у нас ни священника, ни церкви.

— Стало быть, отец не мог венчаться.

— Да нет же, они женаты по всем правилам, — возразил Кусков, — и по русскому обряду, и по индейскому. Я сам их и венчал.

— Это как же: вокруг ракитового куста? Без церкви, без священника венчание силы не имеет. Уж вы извините меня, господин правитель, — Захар покосился на улыбающегося Кускова, которого явно забавлял этот разговор.

— Женился он, дружок, все было честь честью, можешь мне поверить. Я ведь уполномочен заключать браки, совершать крещения и погребальные обряды — вообще все, что надлежит делать священнику.

Выходит, изменил отец памяти матери. Захар вздохнул.

— И многие здесь… гм… женятся на индианках?

— Да порядочно. Русских женщин здесь нет. Я эти браки одобряю. И жить веселее, и с местными дружнее. Пусть они видят, что мы здесь не на день-два, а надолго. А вот отъезд твоего отца испортил мне всю музыку. Я хочу, Захар, чтобы ты относился к этим людям уважительно. Один бог знает, как встретит тебя тойон после отъезда твоего отца.

— Да, господин правитель.

Захар задумчиво глядел на часового у ворот. Солдат был в обычной форме: мундир с поясом, фуражка, шаровары заправлены в сапоги.

— Может, лучше не говорить, кто я такой?

Кусков повернулся к нему всем телом и посмотрел в глаза.

— Нет, — резко сказал он. — Каждый, должно быть, уже знает о тебе. Здесь все сразу становится известно, иногда даже раньше, чем я сам об этом узнаю. И вообще обман — плохая политика. Индейцы держатся открыто, честно и от нас ждут того же. Нет уж, чем скрываться, я тебе советую первым делом навестить Надежду и отца ее, тойона. Она живет выше по склону, в доме, который построил твой отец.

— Хорошо, господин правитель.

Они вошли в калитку. Кусков ответил на приветствие часового. Невзирая на свою деревяшку, Кусков шагал энергично, хоть и враскачку; казалось, он не замечал своего недостатка.

Центр крепости составляла просторная площадь. Даже невеселые новости об отце не помешали Захару оценить всю привлекательность этого обжитого места. Словно на этом дальнем берегу каким-то чудом оказался клочок его родной земли.

У домов были высокие крутые крыши. Дожди и ветры отполировали бревенчатые стены до сочного шелковистого блеска. Над колодцем, так же как и над большим бронзовым колоколом, подвешенным к перекладине на столбах, были сооружены остроконечные крыши — голубцы. Дома, мастерские, амбары, пекарня — все образовывало одно уютное, обжитое целое.

— Какое-нибудь ремесло знаешь, кроме счетоводства? — спросил на ходу Кусков.

— Ремесло-то у меня отцовское, плотничье, — ответил Захар, всецело поглощенный изучением окрестностей. — Яблочко, как говорится, от яблоньки недалеко падает.

Кусков то и дело здоровался со встречными. Держался он со всеми дружелюбно, непринужденно, но без панибратства. И чувствовалось, что с правителем Кусковым шутки плохи. Захар сразу понял; если нужно, Кусков будет тверд и беспощаден. Взвод солдат, вяло экзерцировавший на площади, при их приближении сразу подтянулся[6].

Повсюду в крепости ощущались порядок и довольство. На флагштоке в центре площади трепетал на ветру трехцветный компанейский флаг с двуглавым золотым орлом на белом поле. Северный угол палисада, расположенный на небольшой возвышенности, был защищен семистенным блокгаузом. Сложенный из могучих бревен, блокгауз четко вырисовывался на фоне лесистого горного кряжа. Захар оглянулся на нижний блокгауз, господствовавший над побережьем, и насчитал восемь стенок.

Кусков объяснил, что один блокгауз прикрывает подступы к крепости с суши, другой — с моря. Он сам спланировал крепость и руководил ее строительством.

— Ни один из блокгаузов в деле еще не побывал, — заметил он. — Вообще здешние племена мирные. Иногда мы палим из пушек берегового блокгауза в честь наших испанских гостей. Пусть знают, что мы всегда начеку и пороху у нас достаточно. Но, кроме этих церемониальных салютов, мы к пушкам еще ни разу не прибегали.