Ищейка - [6]

Он показывает на мое уродливое коричневое платье горничной. После начала восстания главной мишенью для реформистов стали ищейки. Вот почему Блэквелл велел нам не носить официальную форму, скрывать свою личность, вот почему он послал нас жить в Рэйвенскорт, не выделяясь среди прочих слуг короля. И вот почему я сегодня отвлеклась, почему сделала ошибку. Потому что если бы мне не надо было возвращаться в Рэйвенскорт… Я снова сжимаю руку в кармане.

Мы сворачиваем с Уэстчип на Кингсхед – темная сырая улочка, набитая лавчонками, у которых сейчас закрыты ставни и наглухо заперты двери. В самом конце ее – исцарапанная деревянная дверь, над ней зеленая деревянная вывеска, где золотыми печатными буквами написано: «КРАЙ СВЕТА». Калеб распахивает ее небрежным тычком. Внутри полно народу: пираты и воры, пьяницы и бродяги.

По большей части они уже пьяны, хотя день едва-едва перевалил за полдень. В одном углу шумно играют в карты, в другом вскипает драка. Между ними жмется трио музыкантов, тщетно пытаясь заглушить шум драки и выкрики публики, приветствующей удачный удар.

Старый седой хозяин по имени Джо наливает стаканы за стойкой. Как только мы подходим, он подвигает каждому из нас пенящуюся кружку эля и смотрит, как мы делаем первый осторожный глоток.

– Ну? – спрашивает он, скрестив руки на груди.

Калеб давится, расплевывая эль по стойке.

– Не слушай ты его. – Я двигаю локтем Калеба в бок. – Отличный эль!

Джо воображает себя великим знатоком эля и каждую неделю варит иной состав, испытывая его на клиентах. Самый худший из всех возможных вариантов был на прошлой неделе, в него Джо добавил какую-то эссенцию жареной свинины. «Зачем съедать ужин, если можешь его выпить?» – спрашивал он. Сегодня в эле ощущается оттенок розмарина и еще что-то, чего я не могу определить.

– А это что? – спросила я. – Лакрица?

– Не совсем, – фыркает Джо. – Надеюсь, у вас нет сегодня важных дел.

Мы замечаем в глубине зала Маркуса и Лайнуса, сидящих за нашим обычным столом, и пробираемся к ним. Калеб протягивает руку мне за спину и пододвигает стул. Я рдею от приятного чувства, что это для меня, а он проносит стул мимо и садится сам. Секунду я стою, чувствуя себя дурой, потом пододвигаю себе другой стул и сажусь.

– Что с тобой стряслось? – спрашивает Маркус, показывая на меня рукой, в которой зажат стакан.

– В смысле?

– Видок у тебя – краше в гроб кладут. – Он морщит нос. – А запах – будто тебя оттуда вынули. Ты некромантов арестовала до или после того, как они тебя убили и откопали снова?

Маркус сам смеется своей глупой шутке, Лайнус подхватывает.

– Если бы меньше интересовался моим внешним видом и больше работой, тогда бы у тебя арестов было хоть вполовину, сколько у меня, – огрызаюсь я.

Теперь смеется Калеб, а Маркус смотрит сердито и одними губами произносит грязное оскорбление. Я его игнорирую. Но когда он отворачивается, быстро приглаживаю волосы и заправляю их за уши. Вздрагиваю, когда мне на колени падает кровавый ошметок.

– Она была просто огонь! Лучший ее арест на сегодняшний день. – Калеб поднимает кубок в мою честь, но ребята не присоединяются.

Ясное дело. Лайнус со мной с лета не разговаривает – с тех пор, как зажал меня в углу в дворцовых садах и пытался поцеловать, получив за свои труды прямой в нос. А Маркус… ну, с Маркусом у меня всегда были терки. Высокий, черноволосый, крепкий и резкий, он и не подозревал, что ему может составить конкуренцию работник вроде меня: низкорослая, белобрысая, да еще и баба. А Калеб будто не замечает, что чем больше он хвастает моим успехом, тем сильнее меня ненавидит эта парочка. Кроме того, сегодняшний арест не из тех, которыми стоит гордиться. Только я собралась вернуться к стойке, к Джо, как меня останавливают слова Лайнуса.

– Мы тут говорили о маскараде на святках, – говорит он Калебу. – Ты уже решил, кого берешь?

Калеб улыбается и отпивает глоток.

– Может быть.

Может быть? У меня сердце замирает от надежды. Маркус вопит:

– Так кого?

– Скажу, когда у нее спрошу.

– Сесили Моубрей? – спрашивает Маркус.

– Нет, Кэтрин Уиллоуби, – возражает Лайнус. – Я их вместе видел в прошлую субботу.

– Мы просто друзья, – смеется Калеб.

Друзья? – думаю я. – С каких это пор?

Сесили – дочь графа, Кэтрин – дочь виконта. Обе они фрейлины королевы Маргарет, обе страшно заносчивы и жуть до чего красивы. Особенно Кэтрин. Высокая, темноволосая, утонченная, она из тех девушек, что носят не штаны, а платья, не оружие, а украшения, и благоухают розами, а не мертвечиной.

– Мне показалось, что не просто друзья, – возражает Лайнус. – Разве что теперь принято с друзьями целоваться, – добавляет он с ухмылкой.

Я знаю, что эта порция яда предназначена мне. Сразу после того, как получил по морде, он обвинил меня в том, что мне нравится Калеб. Я это отрицала, но, похоже, он мне не поверил.

– А! – Калеб чешет в затылке, и я поражена, увидев, что у него розовеют уши. Никогда не видела, чтобы он краснел. – Значит, моя тайна раскрыта.

У меня ощущение, будто внутри что-то рухнуло. Маркус и Лайнус смеются и дразнят Калеба, но я не слышу. Калеб и Кэтрин Уиллоуби? Как это возможно