И совсем как-то не думал Алёшка, что сейчас он едет не по «другой планете», а по своей собственной! И едет он выручать железного зверя, братья которого сделали эту землю вот таким пустырём.
Наконец автобус свернул на самую окраинную улицу, у которой дома стояли только с одной стороны, потому что с другой был овраг. Тут они и вышли, причём совершенно одни. Да и как могло быть по-другому: середина дня — взрослые все на работе, середина августа — ребята все по пионерским лагерям, по деревням у бабушек, по дачам, а то и вообще у моря.
Таня и Алёша стали спускаться в глубь оврага. И почти сразу, словно водолазы в холодную воду, погрузились в чёрную жирную тень, которая была здесь от высоких домов, крутой стены оврага.
После жаркого дня, после горячего ветра, который влетал в открытые окна автобуса, здесь казалось холодно и было по-настоящему сыро. Таня и Алёшка даже почти замёрзли… Они не замёрзли, конечно, но им сделалось как-то не по себе в этом таинственном месте среди буйно разросшейся травы и кустов, которые, почувствовав влагу, целыми семьями и даже племенами селились тут.
Так, в молчании, стараясь не глядеть друг на друга, чтобы не выдать своей боязни, спасители «экса» дошли до самого овражного дна. Синее небо отсюда было страшно далеко, и обыкновенная ворона, пролетавшая над оврагом по своим каким-то вороньим делам, показалась им чуть ли не любимой тётей. Вот уж действительно: на чужой сторонушке рад родной воронушке!
Но тут Таня поняла кое-что. Поняла, потому что не имела права бояться больше, чем два-три мгновенья. Она вдруг побежала вперёд по этой старой и якобы заколдованной тенью дороге. Алёшка удивлённо глядел ей вслед. А Таня вбежала на мост:
— Понятно?!
Вот это да, вот это фокус! Алёшка стоял в тени, как в темноте кинозала, а Таня — на солнце, будто на экране, будто она какой-нибудь герой на коне!
— Да иди же ты сюда!
И Алёшка побежал к ней…
Оказывается, как раз на мосту была граница между светом и тенью. И вот они оба теперь стояли на свету, на жарком солнце. И тень отсюда казалась абсолютно нестрашной тенью, ну, такой, какая падает от дерева или от тебя самого. И они развеселились, а особенно, когда Таня вынула припасённые бутербродики. Они просто стали веселей весёлого. Кричали друг другу:
— Чего-чего? Ты сначала прожуй, а потом говори. Не знаешь такое правило?
— А ты сам сначала прожуй!
И в этом клоунском настроении они прошли ольховый лес, оказались на поляне.
И замерли: около «экса», вернее, даже на гусенице у «экса» стоял браконьер!
Но нет, что-то было в нём не так, в этом браконьере… С первого-то взгляда обычно всё: джинсы, рубашка. Но потом Алёшка наконец понял! И сразу успокоился: это был не браконьер, это была браконьериха… вернее, браконьерша, да? Короче говоря, не мужчина, а женщина!
Но как только он успокоился, так сразу и начал опять волноваться. На такие дела по одному не ходят. Значит, сейчас откуда-нибудь появится и браконьер. А может быть, он уже наблюдает за ними из какого-нибудь укрытия. Значит, Таня и Алёшка сейчас фактически в его руках.
Проходили секунды — браконьер всё не появлялся. Пожалуй, его и вообще не было… Странная браконьерша!
Потом стало понятно, что это и не женщина даже, то есть не «тётенька» — так, что ли, сказать? Стало понятно, что это молодая девушка. Первой, конечно, это поняла Таня, которая, как девочка, разбиралась в возрасте людей куда лучше, чем Алёшка.
А странная браконьерша словно тоже чего-то ждала.
Смотрела на них, стоя на гусенице, полуобернувшись и держась рукою за дверцу кабины. И это уж было совсем как-то не по-людски — столько времени молчать, встретившись на лесной поляне, будто пассажиры в метро. Там-то можно хоть целый час проехать в полушаге друг от друга — и ни слова. Но лесная поляна — совсем иное место. Тут надо разговаривать. Хотя бы одним словечком перекинуться. Или уходить. А они не уходили. И девушка эта не уходила.
И тогда она окончательно уж повернулась к ним:
— Вы одни, что ли, тут?
Таня, которая готовилась сказать про то, что они охраняющие от пионерской дружины своей школы, что они специально и фотоаппарат взяли. Но сейчас это всё совершенно не подходило.
Она посмотрела на Алёшку и увидела, что Алёшка улыбается… А он действительно улыбался — ему стало смешно, что девушка спросила именно то, что он сам хотел у неё спросить.
Зачем-то Алёшка оглянулся на деревья, стоявшие за спиной, словно хотел убедиться, правда ли они с Таней пришли одни. На самом деле он просто свою глупейшую улыбку никак не мог побороть. Знаете, так бывает иногда: в самое неподходящее время, на уроке, улыбаешься и улыбаешься, как дурачок, — хоть тебя застрели!
— Мы одни, — сказала Таня, удивлённая, что Алёшка молчит. Она же не знала, сколько у него за эти секунды мыслей пронеслось.
— А вы местные?
— Какие местные, лесные, что ли? — спросил Алёшка, чтобы как-то оправдать свою улыбку.
Девушка тоже улыбнулась в ответ. Не то чтобы её уж очень развеселила шутка, но она хотела им сказать: мол, юмор я понимаю, не беспокойтесь… Такая вполне симпатичная девушка, не начинала из себя сразу строить слишком взрослую и старшую.
