Исчезнувшая библиотека - [41]

Так же точно и я, располагая пятьюдесятью четырьмя книгами Плотина, разделил их на шесть эннеад, радуясь тому, что достиг, вместе с именем эннеады, совершенного числа шесть; каждой эннеаде я предназначил собственную тематику, и свел их воедино, поставив вперед более простые вопросы. В самом деле, в первой эннеаде содержатся следующие писания /…/; во второй собраны трактаты о физике, и т.д.…

Таким образом, тематическая группировка и составление каталогов тесно связаны между собой.

Поскольку для Плутарха, через век после Андроника, каталоги Андроника являются действующими, не приходится сомневаться в том, что сохранившиеся списки, в той форме, в какой они дошли до нас, восходят в определенной степени к спискам Андроника или по меньшей мере в значительной степени от них зависят. Возможно, больше всего это касается «списка Птолемея», что выявил Поль Моро в своей работе 1951 г. «Les listes anciennes des ouvrages d’Aristote». Моро подчеркнул различие между списками Диогена и «Vita Menagiana», восходящими, по его гипотезе, к Аристону, с одной стороны, и списком Птолемея, ближе стоящим к Андронику, с другой.

Понятно, что над такими текстами, как перечни, работать трудно, ибо они подвергаются добавлениям и сокращениям более, чем тексты любого иного рода. Не случайно три сохранившихся перечня трудов Аристотеля отличаются прежде всего объемом: «менагианский» перечень, например, непосредственно восходящий к списку Исихия Милетского (VI в. н.э.), включает в себя, помимо пунктов, указанных у Диогена, приложение, в котором приводятся еще кое-какие трактаты (в частности, «Метафизика»). Но Моро утверждает, будто может доказать, что в каталоге Диогена имеется лакуна, которую можно заполнить, как раз включив заглавие «Метафизика». Подобные доводы, несомненно, сужают доказательную базу гипотезы Моро о происхождении первых двух перечней от работы Аристона Кеосского, который преподавал в Ликее в конце III века до н.э. (pp. 243-247).

Выводы, какие Моро сделал из своей гипотезы, очевидны. Если перечень, который лег в основу перечня Диогена и перечня из «Vita Menagiana», в самом деле принадлежит Аристону, будет опровергнут тезис длительного скрытого бытования в устной передаче незаписанных трактатов, таких, как та же «Метафизика», и рассказ Страбона утратит значение. Если, напротив, признать — не преуменьшая вклад Аристона, — что с какого-то момента и далее определяющей стала (о чем говорит и Плутарх) систематизация, предложенная Андроником вследствие того, что «всплыли» неизвестные доселе творения Аристотеля, рассказ Страбона не теряет своей достоверности.

Во всяком случае, не следует с самого начала пренебрегать фактами, которые заставляют нас принципиально усомниться в том, что произведения, приведенные в существующих перечнях, были на самом деле доступны. Перечни заглавий могут сознательно, механически воспроизводиться также и в отсутствии (или независимо от отсутствия или присутствия) соответствующих произведений или данных об их действительной сохранности. Таковы, если привести пару примеров из множества возможных, внушительные списки, касающиеся текстов Теофраста (V, 42-50) или Демокрита (IX, 46-49), скопированные Диогеном Лаэртским. Диоген переписывал перечни из своих источников, хотя, возможно, эти произведения уже не существовали (работы Демокрита давно были утрачены) или имелись в наличии лишь частично. Данное наблюдение относится и к переписчикам, продолжавшим копировать труд Диогена на протяжении Средних веков. Относительно передачи античных перечней можно представить себе аналогичную ситуацию. В особенности это касается перечня трудов Аристотеля: несомненно, что с того момента, как Нелей отправился в Скепсис со своими книгами (а может, даже и раньше), в школе перипатетиков составили список всех этих материалов; от подобных перечней, необходимых в научной практике, могла произойти пинакография, которой необязательно соответствовали книги, имевшиеся в наличии.

Более всего, как кажется, противоречит рассказу Страбона факт, приведенный Афинеем в начале «Пирующих мудрецов». К сожалению, в данном случае мы располагаем не полным текстом, а кратким изложением, в котором, по подсчетам, исходный текст сокращен в среднем на 40 процентов. Передавая достопамятные беседы, имевшие место в доме его друга и покровителя, римского всадника Ливия Ларенсия, Афиней тотчас же сообщает читателям о самом ценном достоянии этого богатейшего римлянина: неисчислимой библиотеке, «располагающей, — как он пишет, — старинными греческими свитками, которых было у него больше, нежели у тех, кем восхищаются за количество книг». Затем он приводит перечень этих прославленных владельцев библиотек:

Поликрат Самосский и Писистрат, тиран Афинский; Эвклид, тоже афинянин, и Никократ с Кипра; кроме того, царь Пергама, поэт Еврипид, философ Аристотель; и Теофраст, и Нелей, который хранил книги двух последних; у оного Нелея мой царь Птолемей, по прозванию Филадельф, приобрел все книги и перевез их в прекрасную Александрию вместе с теми, что происходили из Афин и с Родоса. (I. ЗА)