Исчезновение Йозефа Менгеле - [8]

Вернувшись в Аргентину, он вырабатывает совершенно личное восприятие войны, которая свирепствует вовсю. Фашистская Италия и нацистская Германия выдвинули альтернативу коммунизму и капитализму; Соединенные Штаты объединились с Советским Союзом для борьбы с влиянием этой третьей силы – Оси, а если по Перону – первого блока неприсоединившихся сильных держав.

Теперь Германия и Италия разгромлены, и им на смену вот-вот придет Аргентина – Перон преуспеет там, где провалились Гитлер и Муссолини: ждать осталось недолго – очень скоро русские и американцы уничтожат друг друга ядерными ударами. Победителю в третьей мировой войне стоит запастись терпением и подождать, как поведут себя страны-антиподы, Аргентина – карта, которую можно великолепно разыграть. И тут, ожидая, чем закончится холодная война, Перон проявляет себя как искусный старьевщик. Он копается в европейских помойках, предпринимает гигантскую операцию по переработке; он оседлает Историю, воспользовавшись ее отбросами. Перон распахивает врата в свою страну многим тысячам нацистов, фашистов и коллаборационистов – солдат, инженеров, ученых, техработников и медиков; военные преступники приглашены, чтобы обеспечить Аргентину дамбами, баллистическими ракетами и атомными электростанциями, превратив ее в супердержаву.

14

Перон лично следит за ходом этого массового бегства. Он создает в Буэнос-Айресе специальную службу – Бюро информации, возглавляемое Руди Фройде, сыном Людвига Фройде – главного финансиста его победоносных президентских выборов 1946-го, богатейшего нацистского банкира и акционера издательского дома «Дюрер»; во франкистскую Испанию, в Швейцарию, а потом и в Италию – в Рим и Геную, – всюду, где побывал и Грегор, он посылает прохвоста с голубыми глазами, бывшего капитана СС Карлоса Фульднера. Фройде и Фульднер намечают ratlines – «крысиные тропы» – и через сложные цепочки продажных дипломатов и чиновников, тайных агентов и служителей церкви, дарующих полное отпущение грехов военным преступникам в форме постановления о прекращении преследования, согласовывают пути вывоза. Последний бой с атеистическим коммунизмом начался.

В конце 1940-х Буэнос-Айрес превращается в столицу отбросов павшего черного режима. Здесь и нацисты, и хорватские усташи, сербские ультранационалисты, итальянские фашисты, венгры из «Скрещенных стрел», румынские легионеры из «Железной гвардии», французские вишисты, бельгийские рексисты, испанские фалангисты, католики-интегристы; убийцы, пыточных дел мастера, авантюристы – призрачный Четвертый рейх[12].

Перон лелеет своих головорезов. В июле 1949-го он амнистирует тех, кто приехал сюда с поддельным паспортом, и иногда принимает их в Каса Росада.

В ту ночь сливки этих отбросов встречаются на яхте, стоящей в порту.

Это теплая декабрьская ночь, безлунная; гудят штаги под порывистым северным ветром; Грегор, следующий за Сассеном вдоль набережной, видит ряд прогулочных яхт. «Кентавр», – шепчут двое мужчин на ухо гориллоподобному охраннику, который тщательно их обыскивает; ему помогают еще трое таких же громил. Голландец и немец взбегают по мосткам «Фолькена» и проходят на прокуренный ют, откуда уже слышен шум голосов – мешанина испанского и языков Центральной Европы.

Сассен охотно берет бокал пива, поднесенный ему пухленькой дамочкой; Грегор ограничивается тем, что пьет немного воды. «А тебе везет, – вскользь бросает Сассен, – нынче вечером тут отборная публика». Он показывает ему на человека, спрятавшегося за остроконечной бородкой и темными очками в черной металлической оправе: это Анте Павелич, хорватский поглавник (восемьсот пятьдесят тысяч убитых сербов, евреев и цыган), окруженный толпой усташей; Симон Сабиани, бывший «мэр» Марселя, заочно приговоренный во Франции к смертной казни, и его друзья из Французской народной партии; Витторио Муссолини, второй сынок дуче, рядом с Карло Скорцей, бывшим генеральным секретарем фашистской партии; Робер Пенсмен, руководивший милицией в Арьеже; Эдуард Рошман, «рижский мясник» (на его совести тридцать тысяч убитых латышских евреев), – «ну этот, как всегда, под мухой»; физик Рональд Рихтер – «президентский любимчик; пообещал ему первым сделать ядерный синтез. Перон отдал в его распоряжение целый остров на озере в Патагонии, чтобы тот продолжал свои исследования». Руделя пока нет, но опаздывать не в его правилах.

Сам Грегор ни с кем не знаком, кроме Копса, Шваммбергера и еще здоровяка в коротких штанах для гольфа, с которым они столкнулись у иллюминатора, – какая встреча, юрист Герхард Бон, директор-распорядитель программы умерщвления «Т-4» (два миллиона стерилизованных, семьдесят тысяч инвалидов, отравленных газом), Грегор много раз встречался с ним в Освенциме. Он продвигается, чтобы поздороваться с ними, но тут собрание умолкает. Все замерло. Четверо человек взбираются на импровизированную трибуну: аргентинский полковник, «Фульднер и Фройде-младший, наши ангелы-хранители» и некто лет сорока в костюме-тройке и галстуке-бабочке. «Бельгийский болтун, – улыбается Сассен, – мсье Пьер Дэ»; он и берет слово.

За несколько месяцев до этого дня Дэ участвовал в создании в Буэнос-Айресе центра националистических сил – группировки, объединившей рексистов, фашистов и усташей и провозгласившей своей целью стереть с лица земли американский капитализм и русский большевизм, ратуя за «христианскую» амнистию для военных преступников, брошенных в разные европейские тюрьмы. Континент не может позволить себе остаться без таких опытных бойцов накануне третьей мировой.