Исчезновение Йозефа Менгеле - [14]

В доме Грегора Большой Карл останавливается перед гравюрой Дюрера и гладит Генриха Льва – «неплохо обученный зверек», – и всё. Никакого тепла, ноль эмоций. Верный себе, паладин промышленности всю энергию отдает делам – в Буэнос-Айресе, как и в Гюнцбурге. Когда тот встречается с аргентинскими бизнесменами, Грегор служит ему переводчиком; отец не уточняет, что это его сын, и знакомит его с некоторыми из высокопоставленных друзей. Он с большой гордостью представляет ему Клингенфусса, бывшего дипломата из еврейского отдела Министерства иностранных дел, а теперь – одного из элиты Аргентино-германской торговой палаты, и фон Нейрата, только что принявшего руководство аргентинским филиалом фирмы «Сименс». Налаживается и партнерство с «Орбис» – многообещающим предприятием по продаже газовых кухонных плит, которым управляет нацист из Дрездена Роберто Мертиг. Патриарха Менгеле соблазняют успешность и патриотический настрой Мертига, у которого служат только немцы. Прощаясь, отец с сыном обещают друг другу скоро свидеться – а может, в Европе, как знать?

Другое охотничье угодье семьи Менгеле – Парагвай. Грегор, по предписанию отца, проводит там все больше времени – вместе с Руделем, который утешается от электоральных неудач восхождением на вулкан Льюльяйльяко, и с четой Хаасе: парагвайская супруга меломана – дочка министра финансов в правительстве генерала Стресснера, который возглавил страну после государственного переворота в мае 1954-го.

Взяв с собой Генриха Льва и вооружившись каталогами сельскохозяйственного оснащения, Грегор объезжает изобильные угодья островка земли, окруженного поместьями, пальмовыми лесами, голыми равнинами протяженного Чако, полями мате и хлопка; он навещает скотоводов, меннонитские общины и потомков фанатиков-пионеров «Нуэвы Германии». Он уже завязал во всей этой стране драгоценные связи. Хаасе представляет ему Вернера Юнга, бывшего руководителя «парагвайских юных нацистов», а благодаря Руделю он становится другом Алехандро фон Экштейна, балтийского барона в изгнании, капитана армии Стресснера: самому диктатору он – брат по оружию. В 1930-х годах они вместе сражались с боливийцами во время той глупой войны за пустыню – ибо, несмотря на уверения высшего генерального штаба, в Чако не оказалось ни капли нефти.

Грегор думает про себя, что Парагвай мог бы стать неплохим убежищем, если Аргентина все-таки рухнет. В апреле 1953 года покушение едва не стоило жизни Перону, ситуация ухудшается, инфляция галопирует, металлурги вот-вот забастуют, зарплаты стремительно падают. Словно мальчишка за штурвалом самолета, «эль лидер» дергает за рычаги управления аргентинской экономикой наугад, по своей переменчивой прихоти. После смерти Эвиты, чье тело Перон приказал забальзамировать, он словно выбит из седла. Обжирается равиоли в своей резиденции Оливос, куда ему регулярно привозят совсем юных девиц, а он учит их ездить на мопеде. Его новой подружке Нелли всего тринадцать; если она ведет себя хорошо, он разрешает ей поносить драгоценности Эвиты. Пресса приписывает ему роман с Джиной Лоллобриджидой, тогда как церковь озабочена президентскими оргиями. Для всех он теперь El Pocho – Толстяк.

Грегор убедился в этом и сам: у Перона под глазами отвратительные, набухшие жиром мешки. Во время краткой аудиенции, которой президент удостоил их с Сассеном и Руделем, когда те в конце концов пришли сдержать свои обещания, Перон с отсутствующим видом поддразнивал своих пуделей, пока вся нацистская троица восхищенно взирала на него. С Грегором он обменялся лишь парой слов. Его дед был врачом, избрать врачебное ремесло собирался и он, но, к величайшему счастью аргентинцев, божья десница направила его в военную школу. Сказав это, Перон выпроводил их широким взмахом руки: ему уже доложили о приходе нового фаворита – брата Томми, американского целителя.

22

Всегда элегантно одетый, любитель побалагурить, Грегор снискал себе хорошую репутацию в немецкой общине Буэнос-Айреса. Он, считающийся высоколобым интеллектуалом, так и сыплет цитатами из Фихте и Гёте. Женщины млеют от его почти церемонной вежливости и прекрасной германской образованности. И только на одного представителя общины его обаяние не действует. Сассен познакомил его с ним, когда Грегор завтракал в ресторанчике «АВС», на своем обычном месте за перегородкой, под баварским гербом. Стоило ему поздороваться с этим опустившимся и неважно одетым типом, как Грегор сразу понял: им не поладить. Рука Рикардо Клемента была потной, взгляд, едва уловимый под толстыми стеклами очков набекрень, косил.

В тот же день Сассен не удержался и открыл обоим заинтересованным лицам их настоящие имена. Адольф Эйхман, представляю вам Йозефа Менгеле. Йозеф Менгеле, представляю вам Адольфа Эйхмана. Последнему ни о чем не говорило имя первого. Гауптманы медслужбы СС – да главный распорядитель Холокоста сотни и тысячи таких перевидал. Менгеле делал черную работу, для Эйхмана он – только насекомое, что тот и дает ему понять во время этой первой встречи, не преминув напомнить о своем блистательном взлете на самые тайные вершины Третьего рейха, о чрезмерной тяжести его ответственности, его власти: «Все знали, кто я такой! Самые жирные евреи целовали мне ноги, только бы спасти свои шкуры».