Исчезновение варваров - [94]

В разделе жизни на куски (так вульгарно разделена на карте-схеме на стене туша коровы) — предсказуемые периоды, в статистике ее (среднестатистический «больной» уделяет столько-то минут в день такому-то занятию: кушает, какает, писает, смотрит телевизор…) содержится унизительная, безжалостная и непристойная бесцеремонность. Жизнь личности низводится обществом до нескольких программированных процессов. Администрация современного Санатория говорит о своем населении с циничностью практичного владельца фермы животных, рассуждающего о новом способе их содержания. И этой же фермерской терминологией пользуется само население, принимая реальность человеко-фермы. (С единственным отличием, что Санаторий употребляет не мясо и молоко животных, но их труд.) И дело не только в обидности терминологии, но в том, что вся мистическая сложность человеческого существа бесцеремонно сведена к механическим категориям. Терминология, заимствованная из сельского хозяйства, является популярной, единственно распространенной философской концепцией человека, хотим мы этого или нет, утверждаемой всякий раз, когда употребляются ее термины. Запугав человека страданиями, войной, голодом, безработицей, то есть свободой, заключив его в Санаторий, цивилизация превратила его в одомашненное животное, подчиненное механической дисциплине, в полу-человека, в под-человека.

Не стесняясь готовить молодых людей к концу жизни, предлагая (вот пример настоящего obscenity,[49] в отличие от порнографии) начать строить свою старость с двадцати лет, выплачивая retirement insurance,[50] общество ограничивает предел жизни, подчеркивает ее конечность и, по сути дела, декларирует неважность жизни, несущественность. Человек неважен, он умирает, a work force[51] остается. Рабочая сила — вечная категория.

Цветущим (и наиболее фаворизированным) считается в Санатории возраст наибольшей трудоспособности. Пик трудоспособности обыкновенно помещают в пределах 30–40 лет. После возраста сорока пяти лет человеческому существу трудно удержать и еще труднее найти работу… Страшен последний этап жизни санаторного человека-животного — старость. В «senior citizens home»[52] помещены отработанные отходы — конечный продукт: те, кто выброшен безжалостным конвейером, отпущен наконец восвояси. Перемазанные кашей ли, дерьмом ли, играющие в карты или сгрудившиеся у телевизора, бывшие work force страшны. Не старостью, которая сожалительна, но есть феномен нормальный, но жестоким бессмыслием существования. Зачем они были? В разные эпохи своей истории отвечавшее на вопрос по-разному человечество, возвеличивавшее то солдата, то христианина, на сей раз ответило на вопрос самым недостойным образом. Они были, чтобы послужить work force на человеко-ферме. Их индивидуальные для себя активности обыкновенно сводятся к двум: «насыщение» и «секс»… К старости удовольствие «секса» заменяется удовольствием сна и испражнения. Отходы общества в старческих домах есть (перестав быть producing machines[53]) — shiting-machines (от shit — дерьмо).

Отделение возрастных слоев друг от друга в Санатории соответствует разделению животных на возрастные группы в передовом фермерском хозяйстве. Если бы христианство было живой силой, ему следовало бы восстать против антихристианской концепции человека-животного-производящей машины, объявить войну санаторному обществу, уйти в катакомбы. Но едва дышащая после двух тысячелетий активности церковь довольна маленьким теплым углом, оставленным ей в санаторном мире. Церковь уступила мир силам прямо враждебным учению Христа.

Санаторный моральный код не причисляет старческие дома (senior citizens homes/foyers de vieillards) к стыдным или негативным терминам. Они занимают вполне достойное место в санаторном словаре, обозначая места коллективного обитания стариков.

Негативные термины словаря, естественно, служат для характеристики жизнедеятельности тех, кого наш Санаторий (чаще всего наш Блок Санаториев) избрал во враги, являются атрибутами их социальной действительности или существовали некогда в презираемом нами, нашем неразвитом прошлом — в истории. Если «безработные» или «новые бедные» есть элементы санаторной реальности, то их негативность смягчается постоянной дискуссией по поводу способов устранения этих явлений. К тому же unemployment не абсолютно негативен — он дисциплинирует work force.

Распространен метод изъятия из словаря дискредитированного слова и замена его недискредитированными (лучше несколькими). В аппарате Администрации действительно нет службы под названием «Цензура», но есть службы наблюдающие, руководящие, координирующие (мягкое насилие любит расплывчатые синонимы). Деятельность, например, медии в Соединенных Штатах «координирует» федеральная комиссия коммуникаций (FCC), — пять ее членов назначаются Президентом. Во Франции телевидение координирует аналогичная комиссия (SNCL), — члены ее назначены Президентом и Премьер-министром. За публичной моралью наблюдает министерство внутренних дел. Существуют (всегда) запрещенные книги и фильмы. Например, в Санатории Франции в 1987 г. были сожжены (!) 17 000 экземпляров книги Лоран Галли «L'agent noir» (издательство Робэр Лаффон). Книга Кристиан Лаборд «L'Os de Dionysos» запрещена и арестована. Ведущий телепрограммы «Resistance», осмелившийся объявить высылку сотни малийцев из Франции противозаконной, противоречащей правам человека операцией, исчез с телеэкранов.