Исчезновение варваров - [65]

Уже несколько твоих статей появились в «Советской России». Что это значит?

Это значит, что я свободный журналист, свободный писатель. Я свободен от нового советского сектантства. И потому готов публиковаться в газетах любых направлений, следуя здоровому принципу, что я ответствен только за свой текст. Статью «Что вы сделали с моей страной?» я послал в «Советскую Россию», будучи убежден, что по причине резкости никакая другая советская газета большого тиража ее не напечатает. Когда «Известия» не напечатали (продержав у себя текст более двух месяцев) статью «Душа Ивана Иванова при переходе от социализма…», я, не обидевшись, передал статью в «Советскую Россию». С частью материалов, печатающихся в «Советской России», я абсолютно согласен, с частью нет. Я буду печататься у них до тех пор, пока газета будет меня печатать. (Плюс, спасибо им, они меня не сокращают.)

Некто профессор Эткинд, ваш из Парижа, назвал (в письме в «Литературную газету») твой первый роман «Это я — Эдичка» «полупорнографическим». И вот автор «полупорнографического» романа сотрудничает в газете «Советская Россия»… Тебе самому не кажется парадоксальным подобное сотрудничество?

Определение «полупорнографический» я оставляю на совести вышеназванного профессора. Что касается моего первого романа, то это современный роман и, как таковой, он необходимо безжалостен, революционен, безумен, пошл и вульгарен. Так же как революционны, пошлы и вульгарны книги Жана Жэнэ, Хуберта Селби, Генри Миллера, Пазолини, Чарлза Буковского, Вильяма Борроуза, как книги американки Кафи Акер (которой я, кстати говоря, приятель). В 1984 г. критик «Интернэйшнл Геральд трибюн» Джон Оке именно и поместил меня в компанию вышеназванных писателей, определив это направление, как «грязный реализм». Чем я и горжусь. Мои книги живые. Сегодняшняя литература, да еще в такой тяжелой стране, как СССР, ДОЛЖНА, ОБЯЗАНА быть пошлой и жестокой, как сама действительность. Однако уже мой первый роман, написанный в Нью-Йорке в 1976 г., был одновременно и «просоветским». Герой его бродит по улицам чужого Нью-Йорка, напевая бравую песню гражданской войны — «Белая армия, черный барон…», и высказывает, например, такие вот удивительные предсказания: «Еще я сказал, что считаю диссидентское движение очень правым, и если единственная цель их борьбы — заменить нынешних руководителей Советского государства другими, Сахаровыми и Солженицыными, то лучше не нужно, ибо взгляды у названных личностей путаные и малореальные, а фантазии и энергии столько, что эти люди явно представляли бы опасность, находись они у власти. Их возможные политические и социальные эксперименты были бы опасны для населения Советского Союза, и опасны тем более, чем больше у них фантазии и энергии. Нынешние же руководители СССР, слава Богу, довольно посредственны для того, чтобы проводить радикальные опыты, но в то же время они обладают бюрократическим опытом руководства, неплохо знают свое дело, а это в настоящее время куда более необходимо России, чем все нереальные прожекты возврата к Февральской революции, к капитализму и тому подобная чепуха…» Нужны ли еще объяснения причин моего приятия «Советской России»?

Ходят слухи, что в Москве готовится к печати именно твой первый роман. Ты не боишься, что после его публикации, испугавшись твоей литературной эстетики, «Советская Россия» перестанет печатать твои статьи?

«Демократы» уже наказали меня за публикацию статей в газете РКП. Журнал «Знамя» в лице Чупринина оповестил меня (через неделю после публикации моей первой статьи в «Советской России»), что подготовленная для четвертого номера журнала подборка моих рассказов снята. Журнал «Октябрь» отказался от запланированной в летних номерах публикации моей книги эссе. «Демократы» наказали меня за мои политические взгляды, с моей литературной эстетикой они, кажется, пассивно согласны.

Почему «пассивно»?

Потому что ни единое их издательство не взялось напечатать ни мой первый роман, ни даже более приемлемые произведения… Будет очень сожалительно, если, разделяя мои политические взгляды, «Советская Россия» вдруг решит отделаться от журналиста Лимонова, шокированная эстетикой писателя Лимонова. Надеюсь, что этого не произойдет. Однако, как бы там ни было, моих взглядов и позиций я не сменю. Для меня кажется совершенно естественным принимать сторону моего государства и относиться к его врагам как к своим. Все, что ослабляет СССР, плохо для меня, все, что усиливает, — хорошо. Пещерные расистские национализмы, маскирующиеся под «демократии», есть враги моего государства и его народов, потому я враг национализмов. Точно так же я враг многовластия, откуда бы оно ни исходило и какими бы хорошими побуждениями ни прикрывалось. Против лже-Дмитриев всех мастей следует безжалостно бороться; Я советский патриот, так же как были российскими патриотами авторы «Бородино» и «Войны и мира». Я такой же «империалист», каким был Пушкин. Вспомним, что уже в ранних исторических набросках, написанных для себя, Александр Сергеевич упрекает Екатерину Вторую за то, что она не воспользовалась Французской революцией и последовавшей европейской смутой и не отхватила у Турции Молдавию и Валахию, отодвинув границу до Дуная. По мнению Пушкина, единственное реальное достижение царствования Екатерины — «униженная Швеция и униженная Польша».