Исчезновение Стефани Мейлер - [20]

— Сколько Стефани получала в газете?

— Полторы тысячи долларов в месяц, — ответил он. — А почему вы спрашиваете?

— Это может быть важно для расследования. Не буду от вас скрывать: я все еще не могу понять, почему Стефани, уехав из Нью-Йорка, стала писать в Орфеа заметки про День Колумба и конкурс тыкв. Не обижайтесь, Майкл, но это плохо вяжется с образом честолюбивой журналистки, как описали ее родители и друзья.

— Прекрасно понимаю ваш вопрос, капитан. Я и сам его себе задавал. Стефани сказала, что сыта по горло «Нью-Йорк литерари ревью». Ей хотелось чего-то нового. Знаете, она такая идеалистка… Хочет изменить мир. Работа в местной газете для нее вызов, и он ее не пугает, наоборот.

— Думаю, дело в другом, — сказал я и показал Майклу бумажку, найденную в машине Стефани.

— Что это? — спросил Майкл.

— Записка, написана рукой Стефани. Она упоминает театральный фестиваль в Орфеа и добавляет, что хочет с вами об этом поговорить. Что вам известно такого, о чем вы нам не сказали, Майкл?

Майкл вздохнул:

— Я ей обещал никому не говорить… Я слово дал.

— Майкл, — заметил я, — по-моему, вы не сознаете всей серьезности ситуации.

— Это вы не сознаете, — возразил он. — Возможно, у Стефани есть веская причина, почему она решила на время исчезнуть. А вы переполошили жителей и все портите.

— Веская причина? — поперхнулся я.

— Может, она знала, что ей грозит опасность, и решила скрыться. А вы поставили на уши всю округу и подводите ее под удар. Вы даже представить не можете, какое серьезное расследование она ведет; не исключено, что в этот момент ее ищет как раз тот, от кого она прячется.

— Вы хотите сказать — полицейский?

— Не исключено. Она все время темнила. Я ее несколько раз просил рассказать подробнее, но она так и не призналась, в чем дело.

— Очень похоже на Стефани, она на днях и со мной так себя вела, — вздохнул я. — Но как это связано с театральным фестивалем?

В редакции не было ни души, да и дверь кабинета закрыта, но Майкл еще понизил голос, словно боялся, что кто-нибудь его услышит:

— Стефани считала, что на фестивале что-то затевается. Ей надо было расспросить волонтеров, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я ей предложил сделать цикл статей для газеты. Идеальное прикрытие.

— Под видом интервью? — удивился я.

— Не совсем под видом, мы же их потом печатали… Я вам уже говорил, у газеты финансовые трудности, а Стефани меня уверяла, что, когда результаты ее расследования будут опубликованы, деньги в кассу потекут рекой. «Когда мы это опубликуем, газету будут рвать из рук», сказала она мне однажды.

Вернувшись в кабинет Анны, мы наконец связались с бывшим патроном Стефани, главным редактором «Нью-Йорк литерари ревью» Стивеном Бергдорфом. Он жил в Бруклине. Анна позвонила ему и включила в телефоне громкую связь, чтобы я тоже слышал разговор.

— Бедняжка Стефани, — расстроился Стивен Бергдорф, когда Анна ввела его в курс дела. — Надеюсь, с ней не случилось ничего серьезного. Она очень умная, отличный журналист и пишет бойко. Такая милая, со всеми так приветлива… Не тот человек, чтобы нажить себе врагов и вообще неприятности.

— Если мои сведения верны, прошлой осенью вы ее уволили.

— Это точно. Просто от сердца оторвал, она такая блестящая девушка. Но летом бюджет журнала сократился, подписка резко упала. Мне ничего не оставалось, как экономить, пришлось с ней расстаться.

— Как она отнеслась к увольнению?

— Как вы догадываетесь, без особого восторга. Но мы остались в добрых отношениях. Я ей даже писал в декабре, спрашивал, как дела. Она сказала, что работает для «Орфеа кроникл» и ей там очень нравится. Я был за нее рад, хоть и слегка удивился.

— Удивился?

— Такая девушка, как Стефани Мейлер, — это уровень «Нью-Йорк таймс», — пояснил Бергдорф. — Что ей делать в заштатной газетенке?

— Мистер Бергдорф, Стефани после увольнения приезжала в редакцию журнала?

— Нет. По крайней мере, насколько я знаю. Почему вы спрашиваете?

— Потому что, по нашим данным, ее машина в последние месяцы часто была запаркована у вашего здания.

* * *

В редакции «Нью-Йорк литерари ревью» в воскресный день было безлюдно. Повесив трубку, Стивен Бергдорф долго сидел в растерянности.

— Что стряслось, Стиви? — спросила двадцатипятилетняя Элис. Она сидела в его кабинете на диване и красила ногти красным лаком.

— Звонили из полиции. Стефани Мейлер пропала.

— Стефани? Она была дура набитая.

— Что значит «была»? — встревожился Стивен. — Ты что-то знаешь?

— Да нет, я сказала «была», потому что после отъезда ни разу ее не видела. Ты прав, она наверняка и сейчас дура.

Бергдорф поднялся из-за стола и в задумчивости уставился в окно.

— Стиви, котик, — нахмурилась Элис, — ты же не будешь угрызаться?

— Если бы ты меня не заставила ее уволить…

— Не начинай, Стиви! Ты сделал то, что должен был сделать.

— Ты с ней после отъезда не общалась?

— Ну, может, по телефону говорила. Что это меняет?

— Господи, Элис, ты же только что сказала, что больше ее не видела!..

— Я и не видела. Но по телефону говорила. Один раз. Две недели назад.

— Ты еще скажи, что сама ей звонила, чтобы поиздеваться! Она знает, почему ее на самом деле уволили?