Исчезновение Ивана Бунина - [44]

Коллонтай одолевали сомнения. Она еще не вполне оправилась после болезни, а от нее требовали немедленных действий.

– Но что я скажу Сталину? Разве я смогу убедить его освободить Бунина? У меня не хватит сил. Нет, я выхожу из игры, – наконец заявила она.

– А ваш сын?

– Мой сын?

– Да, ваш сын. Что он будет думать о вас, если вы даже не попытаетесь спасти самого талантливого русского писателя двадцатого века?

Коллонтай удивило, что Лагерквист заговорил о Мише, которого она не видела уже несколько месяцев.

– Возможно, вы правы, – немного помолчав, ответила она. – После всех этих лет единственное, что у меня осталось, единственное, чем я дорожу, – это уважение моего сына. Оно для меня бесценно.

Было два часа ночи. Время пролетело быстро.

– Ну так что же? Что вы решили?

– Дайте мне поспать. Утро вечера мудренее.

Глава 24

Грас, февраль 1933

В то утро, когда исчез Бунин, его экономка отправилась в деревню за покупками. Вера Муромцева предупредила ее, что муж неважно себя чувствует и сегодня побудет дома.

На площади Пети-Пюи экономка, как обычно, зашла в собор помолиться. Органная музыка наполняла ее сердце неимоверной радостью. Женщина посещала церковь с простодушным усердием истинно верующей христианки. Она просила у Господа опоры и прощения красным за все те ужасы, в которые они ввергли ее многострадальную родину.

Экономка была уже в годах. До того как Бунины обосновались во Франции, она жила с ними в Санкт-Петербурге и Одессе. Писатель не раз повторял, что она для них – член семьи. Действительно, она служила еще у его родителей и покинула Россию вместе с Буниным и его женой. Уплывали они на последнем французском корабле, битком набитом беженцами. Вскоре после этого Красная армия вошла в Одессу.

Вернувшись на виллу, экономка не нашла там ни Бунина, ни Муромцевой, но это ее не обеспокоило. В доме был порядок, все стояло на своих местах. Никаких следов взлома или борьбы.

Она хлопотала по хозяйству, убеждая себя, что супруги по своему обыкновению пошли на прогулку. Так прошел час, потом второй. Близилось время обеда. Экономка гнала прочь тревожные мысли, твердя себе, что Бунины вот-вот вернутся.

В два часа дня, уже вне себя от волнения, она решила подняться на второй этаж. Лестницу она одолела с трудом: когда она опиралась на левую ногу, у нее просыпалась боль в колене. Скоро придется оставить работу, думала она. На что тогда жить?

В большой комнате экономка открыла незапертый ящик секретера. Там лежали два письма. Одно нужно было отправить Андре Жиду. Другое – отнести в отделение жандармерии. Экономка сунула оба письма в карман фартука и, держась за перила, осторожно спустилась на первый этаж.

Вопреки здравому смыслу, она не бросила свои дела и продолжила стряпать национальное кавказское блюдо, которое готовили там, откуда она была родом. На ужин ждали мэра Граса с супругой, и Муромцева распорядилась, чтобы французов, которые так тепло принимали изгнанников у себя в городке, угостили чем-то оригинальным.

Вилла была просторной, и экономка не справлялась в одиночку. В помощь ей наняли молодую местную девушку. Однако сегодня она почему-то не пришла. Меж тем экономка на нее рассчитывала: нужно было накрыть на стол и навести порядок в гостиной и столовой. Куда же запропастилась девушка?

Когда часы на кухне пробили шесть, экономке пришлось признать: супруги и вправду пропали. Она опасалась этого еще с того дня, когда писатель обратился к ней с деликатным поручением, касавшимся писем. Но ей и в голову не приходило, что вместе с Буниным может исчезнуть и Муромцева.

Экономка решила позвонить мэру Этьену Каремилю, которого на вилле и ждали сегодня к ужину. Бунин с супругой еще никогда не уходили так надолго, не предупредив ее, сообщила она. Мэр немедленно уведомил жандармов, и те подробно расспросили экономку о лицах, в последние недели навещавших виллу. Она назвала несколько имен, в том числе и имя Леонида Зурова.

По примеру своей хозяйки экономка не любила Зурова. По ее мнению, он вел себя подозрительно. Она также упомянула журналиста, связанного с белой эмиграцией, – Александра Бахраха, который всегда казался ей скользким типом.

– А что скажете о Карле Августе Нобеле? – спросил начальник жандармерии.

– Он приезжал в декабре. Говорил месье Бунину, что ему присудят важную литературную премию в Стокгольме. Приятный мужчина. Он потом был у нас еще несколько раз.

Присутствовавший на допросе мэр Каремиль здраво оценил ситуацию и распорядился, чтобы письмо, которое экономка принесла в кармане фартука, было немедленно доставлено в Париж лично Андре Жиду.

* * *

Письмо Бунина, доставленное Жиду домой, на улицу Вано, застало того врасплох. Он никогда не скупился на деньги, если кто-то из товарищей по писательскому цеху оказывался в нужде, но здесь была просьба совсем иного свойства.

Прочитав письмо, он надолго задумался, а затем позвонил другу, служившему в Министерстве иностранных дел, после чего вызвал такси и повез обличительное послание на набережную Орсе.

Французский писатель понимал, что исчезновение Бунина не обойдется без последствий для дальнейшего развития отношений его страны с Советским Союзом, и твердо вознамерился придать этому событию должный резонанс.