Исчезновение Диадемы - [16]

- Шареем Атеннантан ди Бритнан, - словно выплюнула, каждый звук ее глубокого голоса очаровывал меня.

Аздар оттолкнул караванщика, поднял женщину и перекинул ее через плечо. Повернувшись лицом к хозяину товара, он протянул руку за ключами.

- Договорились, - прохрипел он. - Завтра сможешь забрать плату. Слово Аздара.

Мужчина небрежно бросил ключи ему на ладонь.

- Хочу предупредить тебя, благородный господин: не снимай цепь с ее рук... Иначе мне трудно будет получить .плату с твоих наследников.

Аздар пренебрежительно хрюкнул и скрылся в темноте. Мужчина, довольно насвистывая, тоже удалился.

Я забился в свою комнату и проплакал о ней, красноволосой красавице, до тех пор, пока ночь, наполненная моей болью и бессилием, не сложила черных крыльев предзнаменования, которые овевали мою душу.

На следующий день торговец получил обещанную плату - коней и ткани.

В то утро Шареем лежала в бреду, вскрикивая, вздрагивая от озноба. Женщины боялись к ней подходить, но тяжелая рука Аздара пугала их еще больше.

Аздар был достаточно умен, чтобы не подпускать к Шареем Камри - он знал, что эта хитрая сука в конце концов отравит соперницу. Он ложился в постель с Камри, но никогда ей не доверял: в уме ему не откажешь.

С появлением Шареем он не мог больше смотреть ни на одну женщину. По дому пошли гулять слухи, что Она опоила Аздара, околдовала его, чтобы он забрал ее от караванщика. Она якобы напустила на него такие чары, что он ничего не смог с собой поделать. И хотя я никому не проговорился о потрясшем меня видении, распространились другие слухи, связывавшие имя Шареем с появлением метеора. Их распространял ненавистный Ша-ир. Она назвал эту женщину дочерью демона и предрек, что она принесет в долину проклятие.

Почти три месяца Шареем пролежала при смерти.

Только в середине лета она первый раз открыла глаза - пришла в сознание - и почувствовала, что в ту первую ночь Аздар наградил ее ребенком. Она лежала в постели, похожая на высохший лист; молочно-белая кожа натянулась на ее тонких косточках, пламя огненных волос потускнело. Аздар навещал ее каждый день. Подвинув к кровати стул, он осторожно садился на него и смотрел, смотрел на нее, уперев руки в колени. Он чтото ей басовито гудел, гладил руки и волосы, но она смотрела мимо, на стену, совершенно не реагируя на его присутствие.

Она отказывалась удовлетворить его желание, ссылаясь на слабость. Но постепенно жизнь и здоровье возвращались к ней - тело ее округлилось, волосы заблестели и заиграли живым огнем. Аздар перестал уступать ее просьбам. Он стал приходить к ней каждую ночь.

Он жаждал ее, и эта жажда становилась с каждым миroм все сильнее и сильнее, и чем больше он утолял ее, тем больше ему вновь хотелось напиться.

Я помню, как она часами стояла на мосту, глядя в Раксидан. Если кто-нибудь пытался с ней заговорить, она ненавидящими глазами смотрела на него, потом снова устремляла взгляд на танцующую Искрящуюся воду.

Шли месяцы, ребенок рос в ее чреве. Но Аздар все не мог насытиться, не мог оставить ее в покое: казалось, он ненавидит свое будущее дитя. Неумолимо быстро приближалось время, когда Шареем должна была уйти в Танху, и тогда он больше не сможет приходить к ней.

Я наблюдал за ней, когда мог, любовался ею, но она, видимо, даже не подозревала о моем существовании. И вот однажды, когда она как обычно стояла на мосту...

В то раннее утро воздух был чист, прозрачен, прохладен... Когда случаются такие дни, кровь закипает, хочется что-то создать... Я сидел под старым хораном и, чтобы успокоить это кипение, играл на барбате, позволяя пальцам блуждать по струнам, как им хотелось.

Она пришла ко мне на звук песни. Не говоря ни слова, опустилась рядом со мной на камень и заслушалась...

Я дрожал, я наслаждался ее присутствием. В мои пальцы вливался сладостный поток Славы.

Немного погодя она наклонилась ко мне и положила свою руку на мою, тем самым давая понять, что моим уставшим пальцам пора немного отдохнуть. Мы сидели рядом, слушая, как ветер шевелит листву деревьев и как журчит вода, протекающая у наших ног. Впервые я ощутил, как внутри Шареем распускается благостный цветок покоя и мира, как разрешается конфликт сплетбнных в прихотливый узор чувств, круживших женщину в непрекращающемся вихре.

Мы сидели так довольно долго. Вдруг до нас донеслись голоса - кто-то шел по берегу реки. Она убрала свою руку, улыбнулась. Я помог ей подняться. Глубоким голосом, который у меня всегда ассоциировался с темным бархатом, она произнесла:

- Благословляю тебя, мой друг.

День катился за днем. Шареем часто приходила слушать, как я играю. Сперва она сидела молча, но малопомалу мы разговорились, поначалу, разумеется, о пустяках: ничто так не способствует превращению незнакомых людей в друзей, как подобные беседы. Лето уже перевалило за середину и скользило вниз, к осени.

И вот наступил месяц Чанг, пришло время Шареем уходить в Танху. Однажды поздно вечером в Марифат пробрался Аздар. Я проснулся в нервном ознобе и, повинуясь интуиции, прокрался к комнате Икштара. Аздар то угрожал, то улещивал доктора. Наконец тот сдался и дал согласие - согласие на аборт.