Исцеление - [62]

— Естественно, — согласилась она.

Встав со стула, она пересекла кухню, подошла ко мне и, успокаивая, положила руку на мою голую грудь.

— Она сильно обожгла лицо, когда мы были детьми, а дети бывают жестоки. Ее нещадно дразнили в школе. Так сильно, что мама поначалу даже не хотела больше пускать ее туда, — я подавил воспоминания. Мне вспомнилось, как я порывался пойти в школу и придушить тех детей, которые обижали Рейчел.

— До двенадцати лет она училась на дому. К этому возрасту она почувствовала себя достаточно взрослой, чтобы дать отпор детям в школе. Она умоляла мать разрешить ей снова ходить в школу — умоляла позволить ей стать обычным ребенком, но мама была непреклонна. Ей совершенно не нравилась эта идея, но отец был уверен, что общение со сверстниками очень важно для Рейчел.

Я как сейчас слышу его злые и беспечные слова. «Ей нужно смириться со своими шрамами и научиться видеть, что она из себя представляет».

Представляет что... не кого.

Я ненавидел то, как он это сказал. Так, словно она нечто омерзительное. Словно она ненормальная только потому, что у нее есть эти шрамы. На самом деле Рейчел была потрясающая. Она была красивая и сильная, и я был за ее возвращение в школу только потому, что этого хотела она, а не по каким-то другим причинам.

— Ее первый день в школе обернулся кошмаром, но она настаивала, что будет ходить в школу и дальше. Я так гордился ею, Саманта, — я посмотрел в ее большие карие глаза, полные понимания. — Поначалу она вела себя как боец. Ее дух не поколебало то, что говорили ей дети. Она поставила себе цель понравиться всем детям. Только дети были грубыми. Даже в таком юном возрасте они оказались способны разрушать и уничтожать душу. И они сделали это с Рейчел. Каждый день, когда она возвращалась из школы, я замечал изменения в ней. В ней погасла какая-то искра — порой ее глаза казались пустыми — и я понимал, что их слова убивают ее.

Я опустил голову, когда почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Саманта провела большим пальцем по моей щеке и поцеловала меня, напомнив, что я нахожусь сейчас здесь, а не наблюдаю в Лондоне, как моя сестра замыкается в себе.

— От той девочки, какой она была, осталась одна оболочка, — продолжил я. — И спустя четыре месяца школы, она стала умолять родителей позволить ей вернуться к обучению на дому. Отец отказал, доведя Рейчел и мать до слез. Помню, как сильно ненавидел его тогда, — виновато объяснил я, когда посмотрел на Саманту, которая отдала бы все на свете, лишь бы вернуть отца.

Произнеся это, я почувствовал себя ужасно, ведь я знал, как она относилась к своему отцу, но она не ответила. Вместо этого продолжала утешать меня, касаясь то тут, то там, или оставляя крошечные поцелуи своими сладкими губами.

— Когда сестре исполнилось тринадцать, она мечтала только о пластической операции. Она хотела выглядеть нормально и вести нормальный образ жизни. Но отец не разрешил. Он сказал, что ей это не нужно. Сказал, что она и так нормально выглядит и ей это не нужно.

Нормально. Не красивой, какой она была — она выглядела великолепно как внешне, так и внутренне. Я видел это. Мама видела. Но он считал, что она выглядит нормально.

Она ощущала себя далеко не нормально. Это было очевидно по тому, как она слонялась по дому, с каждым днем бледнея все сильнее, а ее взгляд становился все более кротким.

— Дело дошло до того, что она прекратила выходить из дома. Она кричала, когда отец заставлял ее, а я стоял рядом и мысленно тоже кричал, желая помочь ей. Она стала депрессивной и замкнутой, и я напрасно старался расшевелить ее. Она ушла в себя.

— Она начала урезать себя во всем — голодать — уничтожать себя на наших глазах. Мать умоляла отца сделать что-нибудь, угрожала ему. Она сказала, что понимает, почему он не хочет, чтобы дочери делали операцию, но Рейчел отказывалась понимать это, и время получать уроки от жизни давно закончилось.

— И в один из дней она не спустилась к завтраку. Мать послала меня за ней наверх. Я поднимался, перешагивая через две тупеньки и чувствуя, что что-то случилось. Я сердцем чувствовал это.

По моей щеке скатилась слеза, и Саманта стерла ее.

— Она была в комнате. Совершенно белая лежала на полу. Я был так шокирован, что все в комнате показалось мне белым, кроме ярко-красной крови вокруг ее тела. Она перерезала себе вены на запястьях. Убила сама себя.

Лицо Саманты помрачнело, и я возненавидел себя за то, что рассказал ей все — за то, что втянул ее в свой мрак, но понимаю, что это необходимо сделать. Я хочу, чтобы она знала меня и все обо мне.

— Наша прежняя жизнь изменилась. Мать так никогда и не смогла простить отца за то, что он не помог Рейчел, да и я тоже. Она умерла несколько лет спустя, но за оставшиеся годы так и не стала прежней.

— Я отправился учиться на врача. Отец хотел, чтобы я пошел по его стопам, но у меня были другие планы. Мне хотелось помогать людям, таким как Рейчел. Поэтому я выучился на хирурга, пластического хирурга. Моему отцу претило мое решение. Он сказал, что я впустую потратил свои знания, став врачом для лечения пустяковых проблем.

Я покачал головой, вспомнив последние слова, которые сказал ему.