Ирландское сердце - [25]

Большинство из них сразу после смерти мужей спешно ушли в монастырь, но они, по крайней мере, хоть пожили с мужчинами. Они были святыми и все же, наверное, могли бы понять, почему то, что происходило у нас с Тимом в маленьком гостиничном номере, казалось таким естественным. Таким… ну… приятным, что ли. На самом деле, когда Тиму хотелось провести нашу встречу побыстрее, чтобы вернуться к своим лошадям или забрать откуда-то Долли, именно я старалась продлить наши сеансы любви. Интересно, а у тех благородных дам все было так же? Короли, их мужья, сбегали от них на какое-нибудь правительственное совещание, а они оставались в постели, готовые продолжать и продолжать?

Я подняла глаза на лик Божьей Матери Неустанной Помощи. Настоящая королева: золоченый контур, строгое лицо, на руках неестественно прямо сидит младенец Иисус несколько странной внешности. Икона греческая, нарисованная самим святым Лукой, как говорила нам сестра Рут Эйлин.

А затем молитва сама полилась из моих уст. «О Мария, прошу тебя, дай мне силы бросить Тима. Вот чего я хочу! Уйти от него. Прямо сейчас. Я так устала быть грешницей».

Но тут во мне заговорила злая фея: «Кому ты причиняешь всем этим вред?»

«Ну, есть же все-таки Долли», – ответила я.

Она расхохоталась.

А я все время лгу. Живу двойной жизнью.

«Послушай. Ты хорошо зарабатываешь, сама себе босс, и никогда у тебя не было работы лучше этой».

«Это верно».

После своей свадьбы с Джоном Ларни Роза ушла из студии, а я набрала персонал из трех девушек, которые делали выкройки по моим эскизам и шили образцы платьев. Я сидела в студии и рисовала, что-то мурлыкая себе под нос, а мой карандаш порхал над бумагой, вырисовывая юбки и блузки и добавляя всяческие оборки и перья.

Нужно сказать, когда я начала встречаться с Тимом, семье стало легче общаться со мной. Я продолжала жить у нас в Хиллоке. Если бы я сняла отдельную квартиру, как бабушка Майра, это вызвало бы пересуды, а мне было важно не провоцировать никаких подозрений. Мы, Келли, были далеко не единственной семьей в Бриджпорте, в которой стареющие братья и сестры жили вместе.

«Десять розариев!» – с ужасом подумала я. Буду читать их в трамвае, пообещала я Пресвятой Деве. Тут слишком тихо, но слишком много разных голосов.

Я встала и вдруг заметила пристроенный на ограждении алтаря ящичек с надписью «Прошения». Рядом лежала стопка листов бумаги и карандаш на нитке.

Прошения. Но что бы мне такого попросить? Я вспомнила, что у Сестер из школы Святого Ксавье было универсальное решение для этого. «Молись об особом желании», – говорили они. Вот я и написала на бумаге: «Особое желание», – после чего сунула ее в щель ящика. Я и сама не знала наверняка, чего хотела.

Уже выходя из церкви, я вспомнила еще об одном святом – Августине. «О Господи, очисти меня, но только не сейчас!» И на этом – аминь.

Той зимой я начала рисковать. Задерживалась с Тимом после работы, пропускала ужин, возвращалась домой в полночь.

А однажды, в январе 1911 года, придя домой ранним утром, я встретила Генриетту, которая дожидалась меня.

– Ты где была? – спросила она.

– Просто увлеклась, – ответила я, – задержалась в студии и потеряла чувство времени.

– Увлеклась? Так вот как это сейчас называется? Я видела, как ты выходила из автомобиля. Чей он? – напирала Генриетта.

– Ночной портье подбросил меня до дома.

На самом деле за рулем была я, а Тим в это время клевал носом на пассажирском сиденье. Я гордилась тем, что он научил меня водить машину.

– Как его имя?

– Мартин Смит. Он живет на юге, неподалеку от Пятьдесят пятой улицы. Ты его не знаешь.

Мне следовало бы придумать имя получше, но Генриетта все равно почти не слушала меня, а лишь скорбно качала головой.

– Ты испорченная. И всегда такой была. А теперь ты еще и позоришь нашу семью!

– Что?

Господи, неужели она все знает?

– А как еще? Являешься под утро, разъезжаешь по городу с каким-то ночным портье!

Слава богу, что она такой сноб.

– Генриетта, брось. Я иду спать.

– А я иду будить Майка, чтобы открыть ему глаза на то, кем его напыщенная сестричка является в действительности.

Я схватила ее за руку:

– Не смей и близко подходить к Майку, или я…

– Или ты что? – Она рассмеялась мне в лицо. Все, сейчас начнется истерика. Но нет. Она вдруг прекратила смеяться и улыбнулась. – Ты думаешь, что Майк мне не поверит. Но я добуду доказательства. Я давно знала, что ты что-то замышляешь. И я разоблачу тебя, Нони. Обязательно разоблачу.

С этими словами она отправилась досыпать.

Ох, ничего себе. Я не на шутку распалила ее. Господи Иисусе. Пресвятая Богородица. Помогите мне.

Но на следующее утро сестра не сказала мне ни слова, и я снова, как всегда по утрам, побежала на трамвай, чтобы успеть на работу. Только теперь Арчер-авеню была наводнена автомобилями. В основном – «Модель Т». Цены на них так упали, что рабочие парни могли позволить себе покупку машины. Майк утверждал, что человек, который их производит, Генри Форд, – ирландец, хотя сам Форд не слишком рекламировал свое происхождение. Да и на ирландский манер его фамилия должна была бы писаться не «Форд», а Forde. И все же Майк чувствовал какую-то связь с Фордом, покупая такой автомобиль. Надо сказать, он очень правильно сделал.