Ирландское сердце - [158]

В конце письма нас ждал сюрприз. Куинн признавался, что чувствует себя «несчастным и беспомощным». Нелегко признавать такое человеку, который всегда привык быть на виду. Возможно, именно поэтому он так суров к американским ирландцам, которые поощряли тех молодых парней к восстанию. «Им-то не приходилось для этого рисковать своей жизнью или жизнью своих близких», – писал он в заключение.

– Он прав, в этом все и дело, – сказала я отцу Кевину. – Легко быть смелым, находясь за три тысячи миль.

В своем письме Куинн также спрашивал Мод, почему Пирс и Коннолли не могли подождать окончания войны.

– Действительно – почему? – задала я тот же вопрос отцу Кевину.

– Проблема в том, что большинство волонтеров действительно ждали этого, – ответил он. – Приказ к восстанию был отдан, потом отменен, а затем отдан вновь.

Бардак, как выразился бы об этом Пол О’Тул.

Я быстро пробежала глазами оставшуюся часть письма.

– У него есть пара теплых слов о Макбрайде, – сказала я отцу Кевину и прочитала вслух: – «Макбрайд славно закончил жизнь. Я понял его, когда он отказался от повязки на глаза и заявил им: “Я слишком часто смотрел в дула винтовок, чтобы пугаться этого сейчас. Стреляйте“. Лучше уж так, чем долгие годы жить прошлым, пьянствуя и разглагольствуя о своей жизни. Судьба подарила ему красивую искупительную кончину, и теперь твой мальчик будет с гордостью носить имя уважаемого человека».

Такие дела.

– Ну, в этом письме нет ничего особо инкриминирующего, – рассудил отец Кевин. – Но из него могут извлечь некоторые фрагменты – чтобы сделать текст более изменническим.

– Но ведь Куинн так выступает против Германии, – сказала я. – Ему даже не нравится венская оперетта.

– И все же я боюсь отправлять письмо почтой, – покачал головой отец Кевин. – Вот если бы кто-нибудь мог доставить письмо и чек непосредственно Мод…

– Слушайте, только не смотрите так на меня, – сразу пресекла я эти намеки. – Не время мне сейчас дезертировать из госпиталя.

– Что верно, то верно, – сказал отец Кевин. – Когда Кейпел был здесь, он рассказывал мне, что, по оценкам англичан, их потери в первый день битвы на Сомме составили шестьдесят тысяч человек. Две трети из них убиты. Он утверждает, что может погибнуть миллион человек без какого-то серьезного успеха ни для одной из сторон.

– Я даже толком представить себе не могу такие цифры, – призналась я. – А под Верденом сейчас гибнет не меньше. И хуже всего, что этим битвам конца нет. Знаете, отец Кевин, я всей душой за мир. Но если Америка не вступит в эту войну, это может не закончиться никогда.

Мне нужно было переодеться. Если сейчас помыться, надеть чистое белье и свежую униформу, я буду чувствовать себя намного лучше, думала я, пересекая площадь Вогезов. Под дверью моей квартиры дожидалась Маргарет Кирк. Как мило с ее стороны, наверное, переживала за меня.

– Со мной все в порядке, Маргарет, – сразу заявила я, подходя к ней. – Одного такого негодяя, как Пол О’Тул, маловато, чтобы расправиться со мной.

Но она покачала головой.

– Давайте зайдем внутрь, – предложила она.

– Чашку чая, бокал вина? – спросила я, когда мы оказались в моей квартире. – Уже три часа. Самое время выпить немного вина. Садитесь.

– Нора, – серьезным тоном сказала она, продолжая стоять. – Будет лучше, если вы не станете возвращаться в госпиталь.

– Да нет же, со мной все хорошо, правда. Я…

– Вы не понимаете. Пол О’Тул сегодня утром отправился поговорить с миссис Вандербильт. Он очень извинялся.

– Так он признался, что напал на меня? Если честно, я удивлена, – сказала я.

– Он ей рассказал вовсе не это, – перебила меня Маргарет. – Он объяснил, что прошлой ночью поссорился со своей любовницей – с вами. И что очень надеется, что вы с ним не побеспокоили никого из пациентов.

– Вы что, шутите? – оторопело спросила я. – Даже у Пола О’Тула не хватило бы наглости, чтобы наплести такую чудовищную ложь. Миссис Вандербильт никогда бы не поверила ему.

– Да, – кивнула Маргарет, – все так. Но вы же сами знаете, что насчет неразборчивости медсестер болтают разное, – вздохнула она. – Так что боюсь…

– Маргарет, ради бога!

– Я знаю. Я-то все знаю. Но народ даже песни слагает про шустрых «медицинских сестричек».

– Но миссис Вандербильт знает меня лично, – возразила я.

– В том-то и дело, что нет. Она не может вспомнить вас. А Пол притащил с собой того мерзкого британского генерала. Ирландского протестанта, большого любителя псовой охоты на лис. И он ей со своим отвратительным акцентом наплел с три короба про наивных американских женщин, которых втягивают в тайные заговоры.

– Что?

– Да, оказывается, вы сбились с пути истинного под влиянием Мод Гонн.

– Выходит, я не только потаскуха, но еще и шпионка? – взорвалась я.

– Нора, он представил все в таком свете, будто вы настоящая большевичка, – сказала Маргарет.

– Генри Уилсон, – вспомнила я. – Он ненавидит исконных ирландцев.

– Пол рассказал миссис Вандербильт про собрания социалистического толка, которые вы проводили, и про тур, который организовали для Хелен Келлер и Джейн Аддамс. Как вы знаете, Вандербильты за то, чтобы Америка вступила в войну. А Пол выставил вас капитулянтшей, распространяющей вражескую пропаганду и пытающейся подорвать моральный дух солдат.