Иосиф Бродский после России - [25]
— искаженное древнерусское лядвея — 'верхняя половина ноги от таза до колена, бедро'.
И купола смотрят вверх, как сосцы волчицы, накормившей Рема и Ромула и уснувшей… согласно легенде об основании Рима, его легендарных основателей, братьев-близнецов Ромула и Рема, младенцами брошенных в Тибр по приказанию царя Амулия, вынесло на берег, где их выкормила волчица.
…как только может мечтать обломок… Г. А. Левинтон отмечает, что эта строчка может быть связана со стихотворением И. Анненского «Я на дне, я печальный обломок» (Левинтон Г. Смерть поэта: Иосиф Бродский // Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба: Итоги трех конференций. СПб., 1998. С. 206).
См. также о стихотворении: Rigsbee D. Styles of Ruin: Joseph Brodsky and the Postmodernist Elegy. Westport; London: Greenwood Press, 1999. P. 124–130.
Венецианские строфы (1) («Мокрая коновязь пристани. Понурая ездовая…») Т. 3. С. 235–237.
Впервые: Russica-81: Лит. сб. / Сост. А. Сумеркин. New York, 1982.
Автокомментарий Бродского к «Венецианским строфам» 1 и 2: «У меня была такая идея написать вид города в разное время дня. Как у Лоррена в Эрмитаже, и Пуссен этим тоже занимался: пейзаж в разное время дня или в разное время года. Ну да, и Моне с Руанским собором, но это было потом. Я прежде всего имел в виду Лоррена, потому что Венеция — это лорреновский фантастический город у водички. Я решил сделать описание Венеции утром и Венеции вечером, ночью. Посвящения не случайные. Генка был большой поклонник Дягилева, который похоронен в Венеции. Хотя "гражданин Перми", то есть Дягилев, упоминается в первом стихотворении, посвященном Сюзан. С ней мы несколько раз сталкивались в Венеции, именно на Рождество. Я даже помню, как встречали одно Рождество там вместе, в Harry's bar. Просто дружеский жест. Тут как раз нет ничего специфически "ихнего", Сюзан или Генкиного — никакой эротической специфики» (ПМ).
Сюзанна Зонтаг — Susan Sontag (1933–2004) американская писательница и мыслитель, известная своими эссе о проблемах современной культуры.
Чем доверчивей мавр <..:> каменного платка… Отсылка к трагедии В. Шекспира «Отелло» и ее развязке, в которой ключевую роль играет платок, подброшенный Дездемоне, жене венецианского мавра Отелло.
…ни нежной Дуге, ни арий… Элеонора Дузе (1858–1924), итальянская актриса, выступавшая во многих странах, в том числе и в России. Упоминается в «Чайке» А. П. Чехова и «Даре» В. В. Набокова.
С. Дягилев. Сергей Дягилев (1872–1929), русский театральный деятель, организатор труппы «Русский балет Дягилева» и «Русских сезонов» в Париже. Похоронен на кладбище Сан-Микеле в Венеции.
…питомец Лоррена… Клод Лоррен (1600–1682) — французский живописец. Всю сознательную часть жизни прожил в Италии и создал особый жанр «итальянско-французской» пейзажной живописи, в котором в картины итальянской природы обязательно органично включались руины Древнего Рима — таким образом любой человек, прозревающий за современной красотой Италии ее древнюю цивилизацию, может быть назван «питомцем Лоррена», тем более Бродский, с его вниманием к поэтике руин (см. также комментарий к стихотворению «Архитектура» и книгу Д. Ригсби: Rigsbee D. Styles of Ruin: Joseph Brodsky and the Postmodernist Elegy. Westport; London: Greenwood Press, 1999).
Венецианские строфы (2) («Смятое за ночь облако расправляет мучнистый парус…») Т. 3. С. 238–240.
Впервые: Russica-81: Лит. сб. / Сост. А. Сумеркин. New York, 1982.
Геннадий Шмаков — см. комментарий к стихотворению «Памяти Геннадия Шмакова».
Смятое за ночь облако расправляет мучнистый парус… А. Ранчин отмечает сходство этого образа Бродского с пастернаковским образом из «Спекторского» (1925–1931): «Распластывая облако, как парус» и мандельштамовским «И парус медленный, что облаком продолжен» из стихотворения «Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева…» (1937).
…мрамор / бедер новой Сусанны… Библейская история из Книги пророка Даниила (Дан. 13), известная также по ряду живописных переложений, и повествующая о том, как двое старейшин ложно обвинили в прелюбодеянии Сусанну, жену одного из горожан, за купанием которой они подглядывали, и которая отказала их домогательствам. Ее приговорили к смерти и не казнили только благодаря вмешательству Даниила, разоблачившего старцев.
В окрестностях Александрии («Каменный шприц впрыскивает героин…») Т. 3. С. 241–242.
Впервые (под названием «Вашингтон»): Континент. 1983. № 36.
Автоперевод под названием «Near Alexandria» вошел в TU.
Карл Проффер (1938–1984) — профессор русской литературы Мичиганского университета, основатель издательства "Ардис", которое выпустило большинство книг Бродского на русском языке. С шестидесятых годов — близкий друг Бродского.
Комментарий Бродского: «Александрия — это Вирджиния. Я действительно не случайно вынес в заголовок Александрию — там это все обыгрывается, в тексте. Клеопатра покончила самоубийством, как известно, в Александрии, поднеся к груди змею. И там в конце описывается, как подкрадывается поезд "к единственному соску столицы", что есть Капитолий. Посвящение Карлу возникло оттого, что возле Александрии — Bethesda, где Карл лежал в больнице. В то время я в Вашингтон чаще всего ездил его навещать» (ПМ).
Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века. Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского.
Статья украинского писателя Майка Йогансена, написанная им на русском языке, и опубликованная 7 ноября 1925 года в харьковской газете «Коммунист».
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».