Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005) - [8]

К сей мысли я пришел много позже, в 1988 году, в Штатах, в Амхерсте, куда привез меня в гости к Иосифу энергичный Юз Алешковский. Иосиф казался в США уже не диковато-отчужденным юношей, как в Питере, а простым и благожелательным хозяином. Едва ли не первое, что выговорил при встрече после многолетней разлуки: «Миша, ты привез что-нибудь свое в Америку? Может, хочешь, чтоб я порекомендовал в свое издательство?» Сам бы я ни о чем его не просил, не так воспитан, но раз уж он предлагает… Со мной была как раз в Америке рукопись «Путешествия из Дубравлага в Ермак», и через день мне позвонили из «его» издательства… Ничего из проекта не вышло, что закономерно (не американская это книга!), но запомнилось, с какой охотой и удовольствием он оказывал мне покровительство. Вот тут была его истинная стихия! А обратный вариант — он не терпел…

Расскажите, как вы распространяли стихи Бродского в самиздате.

В промежутке от ссылки и до его выдворения из Союза мы не соприкасались — только в аудиториях, на читках. Однако в эти именно годы я и сделался, как это называлось, «активистом самиздата». Новые же стихи Иосифа доставал мне коллега-приятель Марамзин, он был и главным источником моего неподцензурного чтива. И потому, как говорится, я «находился все время в курсе»…

Как родилась идея собрать все написанное Бродским в России?

Когда поэта выкинули из России, мы побаивались, что он как творческая личность кончился. Как ему писать на великом уровне, утеряв языковую стихию, «дикое поле» русской лексики, утеряв читателей, чувствовавших оттенки бесконечного ряда культурных ассоциаций, да и просто лишив независимо, понимал ли такой исток сам поэт. «Там» он окажется чужим, «там» кто ж оценит Дух! (Я, как видите, не скрываю уровень нашей тогдашней сообразительности — в мировой ситуации вообще, в поэзии в частности. В конце концов, мы были нормальными советскими людьми, нафаршированными молвой о том, как бедовали за границей писатели-эмигранты, особливо всякий поэтический молодняк.) Короче, судьба Иосифа виделась оборванной на высшей точке ее творческой дуги. Мы несильно, видимо, отличались в расчетах от наших сверстников из КГБ, только выводы делали противоположные: они-то хотели высылкой задушить голос поэта, а мы пытались сохранить его для будущего, для истории (в историческое бессмертие поэзии Бродского мы действительно уже тогда верили).

Расскажите об участии Владимира Марамзина в собрании сочинений Бродского.

В 1972 году я въехал в новый жилкооператив Союза писателей на Новороссийской улице. Писателей там жило сравнительно немного, в основном купленные квартиры предназначались для их детей. Моя семья сдружилась с молодежным кружком, который крутился в доме вокруг Бахтиных (семьи лидера тогдашней ленинградской «молодой прозы», основателя группы «Горожане» Б. Бахтина) и Маши Эткинд, дочки профессора Ефима Эткинда.

Примерно через год, весной 1973 года, в пустой гостиной Дома писателей (бывшего Шереметевского дворца) я повстречал Владимира Марамзина, одного из лидеров ленинградской «молодой прозы» и участника «Горожан».

Наверно, тут место оговорить мои неформальные отношения с Володей. В СССР действовала стихийно сложившаяся сеть распространителей «самиздата». Марамзин был одним из ее ленинградских «резидентов» (так или не так — до сих пор не знаю, но, во всяком случае, я от него получал регулярно десятки документов «самиздата»: рассказы, романы, документы, статьи). От кого добывал их сам Марамзин — представления не имею, но по прочтении все получаемое должен был аккуратно ему возвращать. Однако и Марамзин не знал, что получаемые от него экземпляры я относил к надежной машинистке (Людмиле Эйзенгардт) и распечатывал в пяти копиях. Четыре продавал знакомым, каждую за 20 % от общей стоимости (листы перемешивались, чтоб качество любой копии оказалось одинаковым, себе же за «организаторскую работу» в качестве гонорара брал первый экземпляр). Сеть была неуловимой: повторяю, Марамзин ничего не знал о моих «клиентах», я виделся ему только читателем, в свою очередь я тоже не поручусь, что кто-то из моего «кооператива» не распечатывал со своего экземпляра еще пяток копии — уже для своего круга…

Итак я встретил Володю в Союзе писателей (видимо, отдавал ему очередную порцию «прокатных» документов или получал от него новую — не упомню). Он делился новостями: «Пришло письмо из Штатов. Иосиф Бродский стал большим человеком…» И показал письмо, где рассказывалось об американских успехах Бродского. Подпись отправителя Володя закрыл рукой (нравились Марамзину эти конспиративные игры! Позднее, прямо лучась от удовольствия, майор КГБ Рябчук сообщал: «Это было письмо от Киселева! Киселева!»). Потом Володя сказал: «Собираю все, написанное Иосифом. Он уехал без единого листка. Мы решили, пока стихи не потерялись, собрать — у баб, у родных, друзей, приятелей… Сделать собрание сочинений. Как положено: с комментариями, датировками, расшифровками посвящений… Он оказался жутко плодовитым автором! Три тома мы собрали. Еще два сейчас добираем — стихи на случай, в подарок, детские, переводы, записи разные… Все ерунда, но для полного собрания и это необходимо. Трудность в том, что никто не берется написать предисловие. Не потому, что боятся кого-то, но боятся — ответственности».