Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005) - [17]

Шрифт
Интервал

Зеев Бар-Сема пишет в одной из своих статей, что "после "Исаака и Авраама "у Бродского было два пути: перестать жить или перестать быть поэтом. Он нашел третий путь: перестал быть еврейским поэтом"[13]. Насколько серьезно можно воспринимать этот упрек!

Опять мне придется отвлечься в теорию. Кто есть в принципе национальный литератор, чем определяется чья-то принадлежность к национальной литературе? Кровью в жилах? Тогда Гоголь точно не русский писатель, как и Блок, как и Фет, как Василь Быков, к примеру… Языком, на котором он пишет? Тогда Жаботинский — русский писатель (хотя на самом деле — несомненно еврейский). В моем представлении принадлежность писателя к той или иной национальной куль туре определяется тем, к какой аудитории он мысленно обращается. Пушкин не африканский писатель, а российский, потому что обращался ко всем читателям Российской империи. Достоевский не поляк, а российский писатель, потому что его аудитория — аудитория российская. С этой позиции Бродский никогда не был еврейским писателем и не собирался им становиться — потому что мысленно обращался к читателям Российской империи (Советского Союза). Даже стихи, написанные на "еврейскую тему", вроде "Еврейского кладбища", стихи, вызванные некими особенностями еврейского существования ("отщепенца" в обществе), были своего рода откликом на общеимперские темы, общеимперские вопросы. Пусть сам этого не осознавал, как любой поэт, творящий для себя, естественно, не для кого-то вовне, но "жить в обществе и быть свободным от общества нельзя", в этом я согласен с Лениным. Он с самого начала был и оставался российским поэтом и не мог, и не собирался становиться еврейским "ни при какой погоде". Даже если бы приехал в Израиль, все равно — я думаю, не стал бы еврейским поэтом.

Почти одновременно с поэмой "Исаак и Авраам" Бродский пишет "Большую элегию Джону Донну". Стоял ли он в этот период перед мировоззренческим выбором между иудаизмом и христианством?

Ни в коем случае. Во-первых, ничего об иудаизме не мог знать вообще — я все-таки входил примерно в тот же круг литераторов в те же годы и уверенно говорю: ничего об иудаизме знать конкретного он не мог. Некому было нам рассказать! Честно признаться, я абсолютно не верю и в его христианство: это была просто тяга к Богу, которая в тот период была очень распространена в безбожном и потому аморальном обществе, искавшем интуитивно спасение от себя самого. Конечно, было у него общекультурное знание христианства — через музыку, через живопись, через русскую публицистику, но до подлинно религиозной веры от этого познания еще очень далеко. А уж об иудаизме — даже и этого минимума не было вовсе.

То есть вы не чувствует противоборства иудейской и христианской парадигм в судьбе Бродского?

Ни в коей мере. Разумеется, были некие еврейские особенности в его судьбе (по словам критика Володи Соловьева, некая завпоэзией "Авроры" отвергла стихи Бродского, даже когда некто влиятельный порекомендовал что-то напечатать, причем отвергла с мотивировкой: "Какое право имеет Бродский писать о русском народе!" — тут хочется вспомнить знаменитое ленинское: "Права не дают, права берут"), но они не сыграли в этой судьбе никакого значения. Или ты поэт, или нет, прочее несущественно.

Сформулирую вопрос иначе. Из трех составляющих миро- ощущение Бродского — иудейства, античности и христианства — какая доминирует?

Я думаю, цивилизационно доминирует (вы ведь об этом спрашиваете меня?) российская культура с ее мировым пространством, возникшим для нее во второй половине XIX–XX веках.

Какую роль играло еврейство в формировании "внутреннего ландшафта" поэта?

— Ну как на это ответить? Он всегда знал, что — еврей. Даже картавил, да? И все окружающие это знали. Ну и что? На самом деле, антисемитизм в бытовом отношении проявляется, по-моему, когда ты чем-то раздражаешь соседа лично, ну он ищет, чем тебя зацепить, а твоя национальность — лишь удобная зацепка. Но бедность Бродского, его бытовая неустроенность виделись всем настолько очевидными ("но двух рублей давно не видя вместе"), невозможность прорваться в печать (разве что ценой отречения от себя) настолько ясными, что кому же он мог казаться предметом зависти или отторжения? А то, что государство дискриминировало евреев первыми в очереди, да, это правда, но оно на самом-то деле с большой разборчивостью осуществляло политику в этом вопросе, и евреи, служившие партии, а особенно сексотами КГБ, были совсем неплохо устроены в СССР. Так что все-таки первое место отводилось, как говорится, "классовым", а не национальным особенностям: ты — за или ты — против? А поскольку Бродский всегда был не то что "против", а просто "вне" советской власти, он и воспринимал происходившее с ним вне своего "еврейского ландшафта". Ну да, еврей — знал это, это некая данность, в какой-то мере, видимо, на что-то влиявшая, — все мы явились на свет в силу того, что наши предки проявили свою волю к продолжению себя в человечестве, и в этом смысле все мы создания не только себя самих, но и той группы в человечестве, которая через нас в нем продолжает существовать, но это все равно что спросить, скажем, Кондолизу Райс, в какой мере цвет ее кожи определяет "ландшафт" ее деятельности как госсекретаря США.


Еще от автора Валентина Павловна Полухина
Иосиф Бродский. Большая книга интервью

От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.


Бродский глазами современников

«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)


Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского

Цель «Словаря» – дать по возможности наиболее полное представление о цветовой палитре поэзии Бродского. Помимо общепринятых цветообозначений, в «Словарь» включены все названия цветов и растений. Материалом для «Словаря» послужили все опубликованные стихи Бродского и его неизданные стихотворения, вошедшие в состав самиздатовского четырехтомника, составленного В. Марамзиным, а также хранящиеся в американских и российских архивах. «Словарь» позволит исследовать цветообразы в разных поэтических жанрах Бродского и облегчит ответ на вопросы о генезисе цветовой палитры Бродского, о причинах ее эволюции в английских стихах, о традиционности и новаторстве в цветовой символике поэта.


Рекомендуем почитать
Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Давно и недавно

«Имя писателя и журналиста Анатолия Алексеевича Гордиенко давно известно в Карелии. Он автор многих книг, посвященных событиям Великой Отечественной войны. Большую известность ему принес документальный роман „Гибель дивизии“, посвященный трагическим событиям советско-финляндской войны 1939—1940 гг.Книга „Давно и недавно“ — это воспоминания о людях, с которыми был знаком автор, об интересных событиях нашей страны и Карелии. Среди героев знаменитые писатели и поэты К. Симонов, Л. Леонов, Б. Пастернак, Н. Клюев, кинодокументалист Р.


Записки сотрудницы Смерша

Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.


Американские горки. На виражах эмиграции

Повествование о первых 20 годах жизни в США, Михаила Портнова – создателя первой в мире школы тестировщиков программного обеспечения, и его семьи в Силиконовой Долине. Двадцать лет назад школа Михаила Портнова только начиналась. Было нелегко, но Михаил упорно шёл по избранной дороге, никуда не сворачивая, и сеял «разумное, доброе, вечное». Школа разрослась и окрепла. Тысячи выпускников школы Михаила Портнова успешно адаптировались в Силиконовой Долине.


Генерал Том Пус и знаменитые карлы и карлицы

Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.


Экран и Владимир Высоцкий

В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.