Ион - [117]

— Заплатишь мне пять злотых, крестник, тогда пойду, отчего не пойти? — твердо ответил Херделя.

— Заплачу, крестный, я охотнее вам дам пять, чем ему пятьдесят отваливать ни за что! — сказал Ион, ударяя по рукам.

Виктор Грофшору был человек умный и хитрый, как все политиканы, в число коих он стремился попасть. Увидев Херделю в своей приемной, он задумчиво приостановился на миг, потом направился к нему с протянутой рукой.

— А, мой противник!.. Ну, ну, милости прошу!.. Даром, что вы боролись против меня, а все равно вы мой!.. Но что нам за дело до политики! Оставим ее в стороне… Скажите-ка лучше, что вас сюда привело? Да пойдемте ко мне! Прошу вас!.. Побеседуем там минутки две…

Он подхватил Херделю под руку и провел к себе в кабинет, обставленный со всей роскошью, дабы потрясать клиентов. Он усадил гостя в кожаное кресло, предложил ему сигару… Херделя до того опешил, что сунул в рот сигару зажженным концом.

— Я вас слушаю! — сказал Грофшору с довольной улыбкой, подметив замешательство учителя. — Скажите мне, что вас заботит, и, заверяю вас, я сделаю все, что только в моих силах.

Грофшору, задавшийся целью заблаговременно расположить к себе побольше сердец в предвидении будущих выборов, и вправду вознамерился облагодетельствовать Херделю, как только представится случай. Тем самым он завоюет себе приверженца и в то же время выиграет во мнении всего округа… Ну как не выбрать в депутаты такого человека, который протягивает руку помощи даже своему вчерашнему противнику?

При всей растерянности Херделя вдруг подумал, что, раз уж Грофшору так благожелателен к нему, не лучше ли выложить ему все свои несчастья, послав к чертям Иона. Но у него на это не хватило духу, и он сказал адвокату, что пришел по делу крестника. Грофшору в доказательство своего доброго к нему расположения сразу же заявил, что отказывается от половины причитающегося гонорара, причем несколько раз повторил дружелюбнейшим тоном:

— Только ради вас, единственно потому, что вы просите.

Херделя пролепетал слова благодарности и встал. Опять он было подумал сказать ему и про свою беду и опять слова просьбы застряли у него в горле. Так он стоял с униженным и подавленным видом; ему не хотелось уходить, не попытав счастья, и все же он не находил в себе ни крохи мужества. Тут вдруг Грофшору сказал ему:

— Я слышал, как вы обожглись с вашими венграми… Очень печально… очень… очень печально… Вы и не представляете, как я вам сочувствую…

Учитель испуганно посмотрел на него, точно хотел попросить прощения.

— Вам нужно было ко мне обратиться с этим судебным делом! Я бы вас отстоял… Зря вы меня избегали…

Грофшору замолчал, ожидая, что тот попросит его, и тогда будет случай проявить великодушие. Херделя прекрасно понимал это, мучился и все-таки не мог выдавить из себя ни одного слова.

— Туговато вам придется без жалованья, — опять начал Грофшору после паузы. — О, я представляю это… очень туго будет… — Он опять подождал и, не получив ответа, решительно сказал: — Я, со своей стороны, готов вам помочь… Я ведь ничего против вас не имею, я не злопамятен… Да и потом, мы прежде всего румыны, так ведь?.. Если вы пожелаете, я могу предложить вам место писца у себя в канцелярии… Я знаю, что вы хорошо разбираетесь в конторских делах… С нового года, скажем, с полным удовольствием… А относительно оплаты, я полагаю, мы сойдемся… Я знаю, что вам тяжело и…

— Господин Грофшору… я… нет… теперь… Простите меня! Простите! — вдруг забормотал Херделя с полными слез глазами. — Простите меня!.. Я не достоин…

Он пошатнулся. Лицо у него сияло от радости. Он не смел мигнуть глазом, боясь, что слезы потекут по лицу.

Грофшору прочувствовал все волнение этой истерзанной доброй души и уже искренне проникся состраданием. Он схватил его правую руку обеими руками и горячо пожал ее. Потом братски похлопал его по плечу и растроганно шепнул:

— Не унывайте!.. Не унывайте!.. Румын никогда не пропадет!

До Припаса Херделя не столько шел, сколько летел, торопясь поскорее сообщить своей «старуне» добрую весть. И всю дорогу говорил Иону про Грофшору, расточая ему такие жаркие хвалы, точно самому господу богу.

— Во всей Европе не найдется другого такого человека, как Грофшору, слышишь, Ион?! — восклицал он после каждой реплики.

Госпожа Херделя заставила его пересказать все по порядку раз пять: что тот ему сказал, как он пообещал, как был одет… Потом плакала навзрыд от радости и немедля прочла особую молитву за благодетелей, которую знала еще с детства, горячо прося всевышнего ниспослать Грофшору здоровье, благополучие и исполнение всех его желаний.

— И против такого человека я ратовал на выборах в угоду окаянным венграм!.. Я просто готов головой об стенку биться! — сокрушался учитель, испытывая угрызения совести.

— И дурак же ты был, муженек! — сказала г-жа Херделя, утирая рот тылом ладони. — То-то вот! Не хотел послушать меня… Да бог услышал мои молитвы и не оставил нас милостями…

5

Жизнь в Лушке казалась Титу светлым сном, с тех пор как он сблизился с Вирджинией Герман. Ни с друзьями в Армадии, ни с сестрами даже, еще ни с кем у него не было такого полного согласия во всем, как с этой умной и милой учительницей. Дочь письмоводителя Кынтэряну наводила скуку своей ревностью, доказывая этим свою неспособность постичь идеальную близость двух благородных душ.