Иоганн Кабал, детектив - [88]

Марша́л замер, так и не закончив затяжку, сигарета задрожала между губ – другого ответа Кабалу и не требовалось.

– На вашем месте, я бы попросил осмотреть его, прежде чем вы снова им воспользуетесь. Я довольно сильно в него врезался.

– Все, с меня довольно, Кабал, – заявил Марша́л не так апатично, как собирался. Он потянулся за револьвером.

– Не стоит, – с легким укором остановил его Кабал. – Я еще не дошел до самой сути, включая то, почему вернулся.

– Мы уже это знаем. Чтобы разыграть из себя героя, – сказал граф. Хотя рука его замерла, мясистая часть большого пальца лежала на рукояти.

– Это вряд ли, – вступила мисс Бэрроу. Все взгляды обратились на нее, отчего она смутилась.

– Мисс Бэрроу права. Мне это не льстит, но она права, – продолжил Кабал, вновь переключив все внимание на себя. – У всего, что я делаю, есть причина, что можно назвать эгоизмом. Я считаю себя важной нитью в марше человечества от протоплазмы к – если честно, не знаю, к чему. Чему-то, лучше протоплазмы – звучит неплохо для начала. Поэтому любая угроза моей жизни сейчас или позже должна быть устранена. Парадоксально, но зачастую это подразумевает, что я должен рисковать жизнью ради обеспечения собственной безопасности. Разница лишь в том, что я рискую на собственных условиях.

Марша́л смотрел на него так, будто Кабал произносил речь при помощи куклы-носка мистера Мимси.

– Боже, Кабал. Насколько вы сумасшедший?

– Не в ваших интересах убивать меня, граф. Причины скоро станут очевидны. Если мне позволят продолжить. – Он вытащил из кармана часы и проверил время. Марша́л счел этот театральный жест проявлением нетерпения и презрительно махнул рукой, давая разрешение закончить историю.

– Благодарю. А теперь позвольте мне объяснить то, как я понимаю произошедшее на корабле за время путешествия. Вкратце…

– Было бы здорово, – пробормотал граф.

– Вкратце… любое преступление определяется классическим трио – мотив, способ, возможность. Последние происшествия не исключение, но – к моему сожалению, – я в основном сосредоточился на самой механической из трех составляющих – на способе. Я считал, что если сумею постичь тайну того, как месье ДеГарр был убит в запертой комнате, то другие детали станут очевидны, и я разоблачу убийцу. Я раскрыл способ, но это не изобличило убийцу. Выводы наталкивали на определенные мысли, но я по-прежнему не мог определить членов заговора.

– Интрига, – сказал граф ради собственного удовольствия.

Кабал не обратил на него внимания.

– С возможностями сложно – многого из них не извлечешь. Возможно, полиция, собрав свидетельские показания и восстановив хронологию, сумела до чего-нибудь докопаться, но я сомневаюсь. Огромный корабль с небольшим количеством пассажиров, которых трясет, как горошины в банке. Люди подолгу находятся вне поля зрения остальных: любая попытка сопоставить алиби рухнет из-за столь больших пробелов.

Остаются мотивы, и в данном случае они критичны. Как только я стал понимать особенности нашего путешествия, причины вскоре стали ясны. – Кабал принялся расхаживать взад-вперед: четыре шага в одну сторону, четыре в другую. – У меня родились самые странные теории. На борту были сенцианские агенты. Нет, на борту были миркарвианские агенты. Или, возможно, катаменские. Нет, сенцианские и миркарвианские агенты устроили тайную войну на борту. Теории становились одна другой нелепее, и, в конце концов, я все их отбросил. В этом заключалась моя ошибка, потому как я был в одном шаге от правды.

Я отказался от своих идей, потому как они росли, словно снежный ком, и в какой-то момент разумные подозрения превратились в паранойю. Тогда я, фигурально выражаясь, провел черту на песке, за которую не стал заступать. Однако то, что в других странах мира является паранойей, в этой скороварке мелочных стран с всеобъемлющими планами обычное дело.

Полковник Константин сел прямо, засопел, но ничего не сказал.

– Я все понял благодаря наиглупейшей вещи, – продолжил Иоганн. – Шоу марионеток на улице в Париле. Маленькое представление, которое вам едва ли понравилось бы, поскольку в нем высмеивались миркарвианский фетишизм и любовь ко всему военному. Оно напомнило мне об одной детали, которую я приметил, как только первый раз ступил на борт корабля, и тут же все остальное стало очевидным. Особенно, почему ДеГарр должен был умереть.

Мисс Амберслей, прочитавшая все романы, в которых валлонцы и мелкопоместные дворяне раскрывают гнусные преступления, c горящими от волнения глазами ожидала продолжения.

– Потому что он был сенцианским шпионом? – выпалила она и тут же закрыла рот ладонью.

Кабал прекратил расхаживать и посмотрел на нее.

– Нет. Нет, мисс Амберслей. Во всем происходящем замешан сенцианский шпион, но им был не ДеГарр. Нет, ДеГарр умер, потому что был ДеГарром. Потому что был собой – уважаемым и всемирно известным разработчиком аэрокораблей.

Теперь запуталась мисс Бэрроу:

– Он собирался построить корабль для сенцианцев?

– Нет, он нечаянным образом мог помешать катаменцам получить смертельное оружие из Миркарвии.

– Но корабль обыскали?

– Да, и это был мастерский ход, чтобы ввести всех в заблуждение. Тонны картошки, репы и прочих корнеплодов, которые скучно перечислять. Ваша идея, граф?