Инженеры - [66]

– Это какую сумму составит? – спросил Карташев.

– Это составит тысяч двадцать.

– Допустим, что я взял у вас эти двадцать тысяч. Будем считать, что они по пяти процентов в год дадут мне тысячу рублей. Но, если узнают, что я взял у вас эти деньги, меня прогонят и больше на службу не примут. Какой же мне расчет, когда я уже получаю теперь три тысячи шестьсот рублей в год?

– Во-первых, никто же не узнает…

– Вы первый расскажете… Теперь, конечно, нет, а когда дело кончится, вы скажете: за что этот человек вытащил у меня из кармана двадцать тысяч? И вам будет досадно, и вы всем скажете. Как же иначе всегда все знают: такой-то инженер вор, а такой-то не вор. Нет, господин Ратнер, вы сами видите, что не выгодно для меня ваше предложение…

– А сколько же вы бы хотели?

Карташев рассмеялся.

– Ну, миллион.

– Миллион? когда всего дела на триста тысяч?

И Ратнер презрительно рассмеялся.

– Ну, вот видите, – сказал Карташев, – и не сойдется наше дело. А давайте лучше так: все, что законно, я вам и так сделаю, а незаконно ни за какие деньги не сделаю.

– А я о чем же прошу? – ответил угрюмо Ратнер.

Как ни старался Карташев быть беспристрастным при обмере, Ратнер оставался недоволен и жаловался Сикорскому, требуя обмера в присутствии его, Сикорского.

Сикорский с унылым лицом выслушал Ратнера и, опустив углы рта книзу, сказал, разводя руками:

– Хорошо.

Карташев рассказал Сикорскому о предложении Ратнера.

– Я его проучу, – сказал угрюмо Сикорский.

И действительно, по обмеру Сикорского вышло на два процента меньше, чем у Карташева.

Ратнер только возмущенно развел руками.

А Сикорский сказал ему:

– Утешьтесь тем, что это всего на три тысячи рублей, и таким образом у вас в кармане осталось из тех денег, которые вы предлагали, семнадцать тысяч рублей.

– Я никому ничего не предлагал, – резко ответил Ратнер, – и буду жаловаться Полякову.

– Это ваше право, как право Полякова отдать вам хоть все свое состояние.

– Ну, знаете, что я вам скажу, – говорил Ратнер, пряча квитанцию, – от таких инженеров Поляков только разорится, потому что у таких инженеров могут работать только мошенники…

– Вон, негодяй!!! – завопил вдруг Сикорский, бросаясь на Ратнера, но Ратнер был уже у дверей.

– Ох, как испугался! – смерил он с ног до головы маленького Сикорского и, выйдя, хлопнул дверью.

– Дайте телеграмму, чтобы сейчас же выслали сюда двух жандармов, и пусть бессменно дежурят здесь в конторе.

Пришла очередь обмерять и рядчика Савельева.

Карташев, при всей своей неопытности, видел, что дело Савельева не из важных. Кормил он своих работников на убой и в этом отношении был выше всех подрядчиков. Но работы его были не из выгодных, – мелкие насыпи, без выемок, где оплачивался каждый куб вдвойне, почти без дополнительных работ, как-то: нагорные канавы, углубления русл и прочее.

Чем ближе подвигалось дело к концу, тем грустнев становился Савельев, тем почтительней становился он с Карташевым, смотря на него с мольбой и страхом.

Когда Карташев приехал к нему с обмером, он, стоя без шапки, сказал с отчаянием:

– Вся надежда только на вас.

Карташев смущенно ответил:

– Я сделаю все, что могу.

И начал обмер.

Целый день продолжался обмер. Уезжая, Карташев сказал:

– Обмер я передам завтра в контору дистанции.

А Савельев, как на молитве, кивая головой, молил:

– Не оставьте несчастного, господин начальник.

С сжатым сердцем уехал от него Карташев, предчувствуя драму.

Приехав домой, Карташев сейчас же засел за подсчет и еще в тот вечер передал итоги Сикорскому.

Савельев на другой день явился за расчетом.

– Триста двенадцать кубов у вас, – сказал ему Сикорский, – по три рубля…

Савельев сделался белым как мел и даже качнулся.

– Помилуйте, господин начальник, – зашевелил он побелевшими губами, – за три месяца харчей только вдвое больше вышло… Не может этого быть: ошибка тут вышла…

Сикорский сделал гримасу и сказал:

– Вы что ж, проверки хотите?

– Пусть сами Артемий Николаевич проверят: они ж, наверно, не захотят обидеть несчастного человека.

– Хорошо, я скажу ему.

Подъезжая в тот вечер к дому, Карташев увидел темную фигуру у своих дверей.

– Кто?

– Я, Савельев.

– Заходите.

Савельев вошел вслед за Карташевым в темную комнату и повалился на колени.

– Не погубите, Артемий Николаевич, не погубите! Не может быть, что всего триста кубов наработано. По народу не может быть меньше тысячи кубов, и то только-только вчистую выйду…

– Встаньте, встаньте, – поднимал его Карташев.

Но Савельев грузно сидел на своих коленях и продолжал:

– Я был у начальника дистанции, он разрешил вам перемерить меня, я нарочито его самого не звал: не погубите, Артемий Николаевич! Ведь пропал я совсем!

– Я завтра же перемеряю. Конечно, может быть, я и ошибся…

Савельев встал с колен. От отчаяния он перешел к надежде. Он заговорил облегченно:

– Ох, ошиблись, ошиблись, Артемий Николаевич, и, бог даст, завтра все исправите.

Карташев протянул ему руку и вдруг почувствовал в своей руке бумажку. Это была вчетверо сложенная десятирублевка.

Сердце его тоскливо сжалось.

– Нет, нет, господин Савельев, не нужно, совершенно не нужно. Вот вам крест, что я и без этого сделаю все, что могу.

Савельев растерянно прошептал: