Инженер своей судьбы. За Союз - [3]

— Ну ладно, зрение сфокусировалось, боль в затылке немного утихла, пора, наконец, выбираться из этого «склепа», — промелькнуло в моей раненой голове, и я начал медленно, по стенке передвигаться в сторону лестницы наверх. Немного замочив ноги в луже, которая неуклонно увеличиваясь, грозилась затопить весь пол, я, наконец, добрался до лестницы и уцепился за неё, пережидая очередной приступ головокружения. С этого места я увидел, что вода вытекает из разобранной задвижки и медленно, но верно заливает колодец. Через открытый люк доносился чей-то разговор, но слов, со своего места я разобрать не мог, и немного передохнув начал карабкаться к открытому люку. Лезть к счастью не высоко и через пару минут моя голова просунулась в люк и оказалась на поверхности.

Я зажмурился от солнечного света и замер, чуть высунувшись из люка, пережидая очередной приступ головной боли. Когда я смог приоткрыть глаза, передо мною метрах в пяти от колодца сидели на деревянных ящиках два мужика в поношенных спецовках. Ближний мужик располагался ко мне спиной, а другой сидел чуть поодаль лицом к товарищу и вдохновенно говорил:

— Гриша, ты не знаешь баб. Это же такие змеюки они же все соки…, -и тут он увидел мою торчащую из люка голову, потому что ближний нагнулся к земле, что-то там делая.

Картина маслом — не ждали. У мужика отвисла челюсть в результате окурок папиросы, который погас во время разговора, но мужик упорно удерживал его в уголке рта, выпал на тротуар. Второй рабочий не услышав продолжения, поднял глаза и, увидев, что его товарищ завис, стремительно обернулся и тоже замер. На меня, не мигая смотрели две пары глаз, под которыми были две отвисшие челюсти. Победила молодость, повернувшийся мужик был явно моложе говорившего, и он первый пришел в себя, правда голос его заметно дрожал.

— Мужик, ты откуда???

— Откуда, откуда, — проворчал я и попробовал выбраться из люка, — крышки надо закрывать, чтобы прохожие не падали. К чести старшего поколения сантехников, говоривший до моего триумфального появления мужик, опомнился первым, подскочил ко мне и принялся под мышки вытягивать меня из люка. Тут опомнился и его молодой товарищ, и совместными усилиями они выдернули меня из люка, как пробку из бутылки, и буквально неся меня на руках, преодолели расстояние до ящиков и торжественно усадили меня на один из них.

— Тебя как зовут-то хлопчик, где болит, что? Как же ты тут оказался? — зачистил вопросами пожилой, попутно отряхивая меня от налипшей пыли и мусора. А пыли, кстати, на моем костюме хватало, она клубилась в воздухе и вновь оседала на меня. Поняв слабую эффективность своих усилий, мужик, не тратя время на разговоры, сдернул с меня пиджак. Я только болезненно поморщился, локоть все ещё сгибался с трудом, а мужик уже отойдя на несколько шагов от души тряс и хлопал бедный пиджак. Молодой, в это время стоял рядом со мной и продолжал смотреть на меня как на приведение или как минимум на инопланетянина.

— Меня зовут Максим, на работу опаздывал, вот и решил срезать… — пробормотал я и покосился на часы. Стрелки показывали, что торопится уже некуда — половина одиннадцати, планерка у директора давно закончилась. Василий Николаевич, наверняка сидит за своим столом и пристально смотрит на дверь, ожидая моего появления. Да-а, видимо о карьере торгового представителя мне придётся забыть. Старший сантехник закончил колотить мой пиджак и вернулся к ящикам. Что это именно сантехники я понял, увидев на земле между ящиками верхнюю часть разобранной задвижки, а также специальную сумку с инструментами, из которой торчали ключи разных размеров.

— Гришка, ты, что стоишь столбом? Беги к гастроному, неси пару ящиков, надо люк огородить, — сказал мужик, ложа мой пиджак на пустой ящик и представился. — Я, Захар Петрович, а это ученик мой Григорий. А ты, Максим, приподнимись, я тебе брюки отряхну, хотя пойдем лучше до фонтана, там и руки помоешь, да и лицо от пыли сполоснёшь, — продолжил мой новый знакомый.

— Петрович, а чего его огораживать-то, тут и не ходит никто сроду, — заныл ученик.

— А это тебе как? — кивнул на меня наставник молодёжи. — Ладно, ещё так обошлось, а если ещё кто нырнёт? Наумов тогда выпишет нам с тобой премию в квартал, не унесёшь.

— А ты, кстати, как себя чувствуешь Максимка? — перевёл на меня взор Петрович.

Я к этому времени уже стоял на ногах и с любопытством оглядывался вокруг. А посмотреть было на что. Я не мог узнать это место. Некоторое время назад, я мчался через заброшенную стройплощадку, стремясь к бульвару, а сейчас я стоял на асфальтированной дорожке какого-то сквера или парка, и метрах в пятидесяти действительно был виден небольшой круглый фонтан. Вокруг зеленели подстриженные кусты акации, вдоль дорожки возвышались довольно толстые стволы тополей, а перпендикулярно дорожке, на которой мы стояли, шла другая аллейка, заросшая по краям яблоньками, и на ней были видны редкие скамейки.

Ничего не понимаю, я что сплю, или умер, ударившись головой. Да нет, у мёртвых, я думаю, голова не болит, да и остальные части тела тоже вряд ли беспокоят. Наверно всё-таки сон, решил я, и ущипнул себя за щёку. Нет не сон — боль была довольно чувствительной, я даже начал тереть пострадавшую щеку. Петрович внимательно наблюдал за моими действиями.