Инженер страны Советов - [11]

– Как думаешь, он оклемается? – спросил молодой голос.

– Да кто ж его знает. Танька говорила, что у него сотрясение мозга было, а тут еще прилетело. Семь дней уже в беспамятстве, и сколько так пролежит, непонятно. Одно хорошо, на допросы его не таскают.

– Это да, повезло. Сволочь Зимин ему не простит. До сих пор, гад, боком ходит. Здорово его Мишка припечатал.

– Здорово-то здорово, но что дальше будет?

– А хрен его знает, дядя Федя. Зимин может под любую статью подвести, а уж под контрреволюционную – так запросто. Эх, жаль, я не успел рапорт отправить. Там про его делишки все подробно описано… – Молодой голос вздохнул. – Как там Танька? Волнуюсь я за нее.

– Не ты один волнуешься, – было слышно, как старый вздохнул, – но думается мне, что ее не арестовали, иначе эта сволочь уже этим на нас давил бы.

В мозгу у меня что-то щелкнуло от имени Татьяны, и я вспомнил, кто я и где я, вернее, в когда я. И голоса обрели свои имена. Во рту запершило, и я захрипел сухим горлом.

– Ты погляди, очнулся, – с некоторым удивлением, но и с облегчением воскликнул Федор Тимофеевич. – Погодь-ка, парень, я тебе попить дам.

Моих губ коснулся край металлической кружки, и я жадно глотнул живительную влагу. Ощущение наждачной бумаги в горле прошло, и разгорающийся внутри пожар удалось унять.

– Давно мы здесь? – спросил я, утолив жажду.

– Да, почитай, неделю уж. – Федор Тимофеевич помог мне сесть. – Нас-то с Колькой каждый день на допросы тягают, все бумаги подписать заставляют. Да только хрен вот им. Я басмачей не боялся, а эту сволоту и тем более не испугаюсь. А теперь и за тебя возьмутся. Так что даже и не знаешь, радоваться тому, что ты очнулся, или горевать. Эта сволота Зимин тебе житья не даст, замордует. Ты его так приложил, что он чуть калекой не стал. И где только так драться научился.

– В армии, в частях госбезопасности, – на автомате ответил я, думая о своем.

То, что нынешнего начальника районного НКВД скоро арестуют, я знал из рассказов дяди Коли, но вот когда это произошло, я не помнил, или, вернее, просто не знал. А чтобы человека превратить в кусок мяса, много времени не надо.

Блин, и стоило проваливаться в прошлое, чтобы закончить жизнь на тюремной шконке? Ведь все мои знания просто пропадут впустую, история пойдет по своей накатанной колее и дотянет состав под названием Советский Союз до крушения. Надо что-то придумать и любыми путями выбираться отсюда. На свободе я смогу дать о себе знать тому же Берии, а там пусть хоть в подвал закрывают. Во всяком случае, я буду знать, что мои знания пошли на благо Родины. Конечно, хотелось бы погулять на свободе, пройтись по улочкам с Татьяной…

Так, стоп! Татьяна! Что с ней?!

– Что с Татьяной? Где она? – чуть было не вскочил я, однако резко закружившаяся голова этого не позволила.

– Ишь как вскинулся, – с усмешкой сказал Федор Тимофеевич. – Где твоя Татьяна, мы не знаем. Как она убежала, пока ты мордобоем занимался, так ее больше не видали.

– Во всяком случае, ее точно не арестовали, – вступил в разговор Николай, – иначе Зимин этим точно воспользовался бы и заставил нас все подписать. И я, скорее всего, подпишу, лишь бы сестру выпустили.

– Зимин – это начальник НКВД? – Николай молча кивнул на мой вопрос. – Его скоро должны арестовать, но вот когда, этого я точно не знаю. Так что надо продержаться до того времени. – И я пересказал историю с рапортом.

– Эх, дожить бы до того времени, – вздохнул наш старший сокамерник.

– Доживем, Федор Тимофеевич. Главное не подписывать ничего, – попытался я подбодрить его.

– Да ладно уж величать-то меня. Ты же вроде как говорил, что пятьдесят лет отметил, а значит, и меня постарше будешь. Да и нары, вот, вместе делим. Так что давай по имени, Федором называй.

– Спасибо, Федор. Тогда и ты меня Михаилом. – Я протянул ему руку, которую он крепко пожал. – Значит, поверил мне?

– Может, и поверил. Больно уж складно ты все рассказывал. Да и случится все, о чем ты предсказывал, уже скоро, так что поживем – увидим.

В этот момент за дверью послышались шаги. Федор, глядя на меня, приложил палец к губам и жестом показал, чтобы я лег. Окошечко в двери камеры открылось, и в нем показался, как я понял, охранник, который внимательно осмотрел камеру, потом зачем-то оглянулся назад и громким голосом произнес:

– Арестованные, получите обед. – И уже чуть слышно, шепотом: – Товарищ Сазонов, товарищ старший лейтенант, это я, Гареев. Я тут вам передачку от сестры вашей принес.

В окошечко протянулась рука с зажатым в нее довольно объемным узелком. Николай быстро метнулся к двери и, схватив узелок, передал его Федору.

– Ринат, это ты? Как ты здесь оказался, ты же в оперчасти должен быть? – Николай был удивлен самим фактом того, что кто-то принес им передачу.

– А мы с Левой Ковалевым специально проштрафились, вот нас сюда до особого распоряжения в наказание и отправили за задержанными следить, – хохотнул стоящий за дверью. – Лева завтра будет дежурить, так что новую передачку он пронесет.

– Ну спасибо тебе, Ринат, – растрогался Николай, – и за передачу, и за то, что веришь мне.

– Да не за что, товарищ старший лейтенант. Все наши верят, что вы и Федор Тимофеевич невиновны. Есть несколько подхалимов зиминских, которые ему в рот заглядывают, так тех мы в наши дела не посвящаем. Написали мы письмо в Управление в Уфу, чтобы разобрались в вашем деле по справедливости. Все подписались, никто не отказался. На днях туда верный человек поедет, вот с ним и передадим, чтобы на почте не перехватили.