Инженер. Повелитель гномов - [89]

Дед тяжело вздохнул, зло бросил газету на стол, медленно поднялся и включил телевизор. Через несколько секунд из динамиков раздался характерный говорок самого главного человека в стране. Первоклассник Колька, естественно, знал, кто это такой, только не помнил его имя.

– Сейчас перестройка переживает острейший период. Огромная страна, огромное разнообразие условий. Накопились тяжелейшие проблемы. Сознание, замешенное на догматизме, консерватизме. Это все – масштабные препятствия. И в то же время выход в новое русло развития – в экономике, политике, в социальных процессах – будет иметь колоссальное значение для страны, для социализма, для мира…

– Твою дивизию! – раздраженно прошипел сквозь зубы дед, выключил телевизор и сильно хлопнул ладонью по его крышке. – Это ж надо до такого додуматься! Догматизм у них, понимаешь!

Коля быстро отправил в рот очередной пряник и с любопытством уставился на деда.

Из кухни торопливо вышла бабушка, на ходу вытирая руки полотенцем:

– Степан, ты опять за свое? – укоризненно произнесла она. – Хватит! Ребятенка напужаешь до икоты.

Дед недовольно засопел, схватил со стола газету и потряс ею перед носом супруги:

– Варвара, а не боишься, что вот это его напугает? – дед ткнул пальцем в экран телевизора. – Или это? А?

Бабушка успокаивающе погладила деда по руке:

– Степа, ну обсуждай ты свою политику с мужиками! Домой-то зачем всякую гадость несть. Да и оно все само собой пройдет.

Дед тяжело вздохнул, взъерошил Колькины волосы и тихо пробурчал себе под нос:

– Само собой… Тебе-то можно, Варя, так говорить. Но вот и они уверены, что все само собой утрясется, – дедушка аккуратно положил «Правду» рядом с банкой варенья и язвительно добавил: – Сами по себе только кошки родятся, да и то не каждый год.

В правом верхнем углу газеты Осипов успел заметить дату. «Вторник. Пятое декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, – потрясенно подумал инженер и тут же осознал, что через два месяца деда не станет. Тогда Колю по причине малолетства на похороны не взяли, но он хорошо запомнил, как вечером на кухне безутешно рыдала мать и мрачно молчал отец.

Воспоминания о родных обожгли душу инженера, от боли и тоски по навсегда потерянным близким у него нестерпимо защемило сердце. Николай зажмурил враз повлажневшие глаза и громко, залихватски расхохотался.

Павел Анисимович хорошо знал свое дело. Психологический блок, установленный им в разрушенном забое во время оформления, никуда не делся и продолжал отлично функционировать. Поэтому сейчас Николай смеялся так весело, с такими радостными переливами, что с лиц гномов очень быстро ушло угрюмо-торжественное выражение, и они сначала робко, а потом все смелее и смелее начали присоединяться к счастливому гоготанью сюзерена. Через несколько мгновений смеялись все окружающие Осипова гномы. Хлопали себя по бокам, восторженно теребили бороды и вытирали выступившие на глазах слезы.

У инженера под воздействием проведенной оформителем корректировки немедленно и самым радикальным образом изменилось настроение. Беспросветная тоска, гибельная обреченность и омерзительное уныние, навалившиеся на Осипова невыносимо тяжелой наковальней, немедленно отступили. Но Николай почти физически ощутил, что, перед тем как скрыться во мраке, они обернулись и ненавидяще сверкнули глазами, словно говоря: «Мы еще встретимся…»

Переход от воспоминаний событий прошлой жизни к суровой реальности дался инженеру очень непросто. Оно и понятно. Только что человек находился в своем счастливом, беззаботном детстве, ел обмазанные вареньем пряники, слушал мудрые, наполненные таинственной непостижимостью разговоры старших. И вдруг оказывается, что он невероятно толстый король гномов, ко всему прочему внезапно записавшийся в штрафной батальон. От такого у кого угодно голова пойдет кругом. Поэтому инженер, перед тем как обратиться к народу, несколько раз с силой похлопал себя по щекам, а потом для верности еще долго тер лицо ладонями. И даже после столь интенсивного курса терапии Осипову понадобилось несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя и полностью ощутить окружающий его мир.

Гномы все так же продолжали стоять на коленях, радостно скаля зубы в улыбках, и уже потихоньку начали разговаривать друг с другом на посторонние темы. Напрямую не касающиеся обсуждения выдающегося поступка государя. Несколько портили общую гармонию лежащие без движения воины, бросившиеся на выручку десятнику, да сам Фестбарт, которого в данный момент заботливо обмахивал руками Ранбарт. На правой скуле юноши багровел небольшой кровоподтек, а под левым глазом густо наливался здоровенный синяк. Осипов набрал полные легкие воздуха и поднял над головой руку. Разговоры мгновенно стихли, и на площади воцарилась тишина, изредка прерываемая протяжными стонами Фестбарта.

– Поднимитесь с колен, – торжественно провозгласил Николай. Толпа с неподдельным энтузиазмом тут же вскочила на ноги. Некоторые гномы принялись растирать затекшие колени, другие, сложив «калачиком» руки на бедрах, начали энергично покачиваться из стороны в сторону. Осипов с некоторым удивлением заметил, что вместе со всеми поднялся и его новый начальник охраны. При этом почтенный Фестбарт в сознание так и не пришел. У Николая закралось вполне обоснованное предположение, что если он сейчас отдаст приказ десятнику подойти к нему, то низкорослый охранник немедленно выполнит его распоряжение. Причем для выполнения этого действия Фестбарту снова не потребуется выныривать из забытья.