Инвектива против Марка Туллия Цицерона - [2]

3

Однако, если не ошибаюсь, новый человек, арпинат, из окружения Марка Красса[20], подражает ему в доблести, презирает распри между знатными людьми, одни лишь интересы государства принимает близко к сердцу, ни угрозами, ни благорасположением не позволяет отвлечь себя от правды; он – сама дружба и сама доблесть души.

(5) Да нет же – ничтожнейший человек[21], проситель, заискивающий перед недругами, а друзей склонный оскорблять, стоящий то на той, то на другой стороне, не сохраняющий верности никому, ничтожнейший сенатор, наемный защитник в суде[22], человек, у которого нет ни одной неоскверненной части тела: язык лживый, руки загребущие, глотка бездонная, ноги беглеца; то, чего из стыдливости не назовешь, тяжко обесчещено. И, будучи именно таким, он еще смеет говорить: «О счастливый Рим, моим консулатом творимый!»[23]

Твоим консулатом творимый, Цицерон? Наоборот – несчастный и жалкий, раз он подвергся жесточайшей проскрипции[24], когда ты, вызвав потрясения в государстве, принуждал всех честных людей, охваченных страхом, склоняться перед твоею жестокостью, когда всё правосудие, все законы зависели от твоего произвола[25], когда ты, отменив Порциев закон[26], отняв у всех нас свободу, сосредоточил в своих руках право жизни и, смерти.

(6) Мало того, что ты совершил это безнаказанно; даже при одном упоминании об этом ты разражаешься упреками и не позволяешь людям забывать об их рабском положении. Ну, хорошо, Цицерон, допустим, что ты кое-что и совершил, кое в чем и преуспел, но достаточно и того, что нам довелось испытать. Даже слух наш станешь ты утомлять своей ненавистью, не давая нам покоя несносными речами?

«Меч, перед тогой склонись, языку уступите, о лавры!»[27]

Как будто ты, облаченный в тогу, а не вооруженный, совершил все то, что прославляешь, и между тобой и диктатором Суллой было какое-либо различие, кроме лишь обозначения верховной власти![28]

4

(7) Но зачем мне много говорить о твоем высокомерии? Ведь Минерва обучила тебя всем искусствам[29], Юпитер Всеблагой Величайший допустил в собрание богов[30], Италия доставила из изгнания на своих плечах[31]. Скажи, молю тебя, Ромул Арпинский, выдающейся доблестью превзошедший всех Павлов, Фабиев, Сципионов[32] – какое место занимаешь ты среди наших граждан? Какая борющаяся сторона в государстве тебе по душе? Кто тебе друг, кто недруг? Против кого ты прежде злоумышлял, тому теперь прислуживаешь[33]. По чьему почину ты возвратился из изгнания в Диррахии, того преследуешь[34]. Кого называл тиранами[35], их могуществу способствуешь; тех, которые тебе казались наилучшими, называешь теперь безумными и бешеными. Дело Ватиния ведешь в суде[36], о Сестии злословишь[37], Бибула всячески поносишь и оскорбляешь[38], Цезаря восхваляешь. Кого ты сильнее всего ненавидел, тому больше всего и покоряешься[39]. Стоя высказываешь о делах государства одно мнение, сидя – другое[40]. Этих поносишь, тех ненавидишь, жалкий перебежчик, которому не доверяют ни те, ни другие!