(Интро)миссия - [71]

Шрифт
Интервал

Мы нравимся друг другу всё больше. Остальных я просто не замечаю. Славик уже рассказал мне о себе всё, я тоже готов доверить ему свой маленький секрет, но не находится повода, пока не приходит ответное письмо от Ежа — без скабрезностей, подобных моим, но такое же несерьезное. Типа „Мы по тебе соскучились, хочется прижать тебя к себе и тискать, тискать…“ Или того хлеще: „Целуем тебя во все части тела, доступные губам и языку“. Я показываю письмо Славику. Он смеется, пока не начинает понимать, зачем я это делаю. „Да, я люблю мальчиков, но за свою непорочность можешь не волноваться — мы с тобой просто настоящие друзья, как мужчина с мужчиной“. Славик всего пару дней относился ко мне с настороженностью. Потом, видя, что целоваться к нему не лезут, успокоился и уже без страха приходит в мою киношную каптерку.

Между тем и другие ребята тоже осваивались. Ромка и командирский „газик“ нашли друг друга, и у них было полное взаимопонимание — такое, что даже мы со Славиком могли бы позавидовать. Денис и машина связи тоже находились на пути к интимным отношениям. Ростик, казалось, переживал расставание с любимыми краниками на писсуарах. Он как-то весь преображался, когда по вновь составленному графику подходила его очередь. Он с таким самоотречением драил краники и так подолгу, что мешал мне онанировать. Боб помогал прапорщикам в парке чинить машины и уже нахватался от них непонятных мне слов, выражавших отрицательно-неприязненное отношение к автомобильному транспорту. Иван с Андрюхой порой не занимались ничем и были как бы на подхвате всё у тех же словоохотливых прапорщиков. Сержанты по очереди ходили помощниками дежурного по части. В их обязанность днем вменялись ответы на звонки за пультом с огромным количеством кнопок, огоньков и переключателей. Раз в два часа они записывали так называемые сигналы, поступавшие откуда-то из центра. По инструкции, о каждом сигнале они обязаны были докладывать Мойдодыру — даже ночью. Но тот уже лет двадцать назад просёк, на какие сигналы следует реагировать, а на какие лучше всего наплевать. Список самых важных центровых ЦУ сержанты выучили наизусть и по пустякам товарища полковника от жены не отрывали.

Новая часть за один день въехала в наш штаб. Тогда же появились и их солдатики — трое новобранцев из белорусских деревень и младший сержант, Виктор, как нетрудно догадаться, тоже воспитанник высокопроизводительных Печей. Мне иногда казалось, что печанские сержанты были везде. Новобранцы оказались симпатичными. Один — здоровый бугай, второй — чуть помельче, третий — толстенький и оттого милый и смешной. Я решил пока оставить их в покое — мне бы со своими разобраться. Когда-нибудь, начав с черненького Виктора, я постепенно доберусь и до остальных.

Капитан Голошумов мне нравился всё больше. Не как мужчина — он в шахматы играл. Не то, чтобы сильно, но мне для разминки хватало. Сегодня на его дежурстве я устроил аттракцион — игру вслепую. Мы устроились в Ленинской комнате, наплевав на программу „Время“. Я сел лицом к телевизору и спиной к шахматной доске и Голошумову. По моей просьбе выключили звук, дабы не мешал сосредоточиться. С непривычки я попросил белые. Голошумов получил мат уже при выходе из миттельшпиля. Заорал, что я смотрю на отражение в окне. Задернули шторы, и он начал белыми. Партия была тяжелая, сослуживцы восторженно галдели и сбивали с мысли. Я всё же провел пешку в ферзи, и Голошумов под уничижающие подначки с шумом положил своего короля и с горя закурил прямо в Ленинской комнате, обдувая дымом престарелых членов Политбюро, укоризненно наблюдавших за нами со стены. Третью партию я провел с сигаретой в зубах. Еле спасся от матовой атаки и предложил ничью. Славик, самоотверженно болевший за меня, уговаривал Голошумова ее принять. Уговорил. Я подлил масла в огонь, подойдя к доске и показав Голошумову матовую комбинацию в три хода с его стороны. Он схватил доску и убежал с ней в дежурное помещение. Теперь он оттуда выкрикивал свои ходы. Вдруг перестрелка шахматной символикой с его стороны притихла. Я обернулся. Прямо передо мной стоял ничего не понимающий замполит. Ребята объяснили ему, из-за чего, собственно, задерживается отбой и клубится табачный дым в боготворимой им комнате. Он не поверил и попросил продолжать. Но позицию я почти потерял. „Зевнул“ слона, но шел на твердую ничью. Замполит, перебравшийся к Голошумову, посоветовал ему проигрышный ход. Капитан не посмел ослушаться майора, да к тому же духовного наставника. Через пару ходов они сдались. Не сказав ни слова, замполит ушел.

Это был мой звездный час. Авторитет мой после этого вечера непомерно вырос. Замполит рассказал обо всём Мойдодыру, забыв настучать о нарушении распорядка дня. Тот промолчал. Знал бы он, что вечером я совершу очередной подвиг! У Боба уже два дня болело горло. Командир взвода выдал ему жаропонижающие таблетки, но они не помогали. В умывальнике я уговорил его раскрыть пасть и сразу заподозрил дифтерию. Я не знал, как она выглядит — сработала интуиция. Сообщил дежурному по части, тот — Мойдодыру. Командир попросил Ромку отвезти Боба в госпиталь.


Рекомендуем почитать
Сказки из подполья

Фантасмагория. Молодой человек — перед лицом близкой и неизбежной смерти. И безумный мир, где встают мертвые и рассыпаются стеклом небеса…


Сказки о разном

Сборник сказок, повестей и рассказов — фантастических и не очень. О том, что бывает и не бывает, но может быть. И о том, что не может быть, но бывает.


Город сломанных судеб

В книге собраны истории обычных людей, в жизни которых ворвалась война. Каждый из них делает свой выбор: одни уезжают, вторые берут в руки оружие, третьи пытаются выжить под бомбежками. Здесь описываются многие знаковые события — Русская весна, авиаудар по обладминистрации, бои за Луганск. На страницах книги встречаются такие личности, как Алексей Мозговой, Валерий Болотов, сотрудники ВГТРК Игорь Корнелюк и Антон Волошин. Сборник будет интересен всем, кто хочет больше узнать о войне на Донбассе.


Этюд о кёнигсбергской любви

Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Варька

Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…