(Интро)миссия - [46]

Мне всё это разонравилось. Не буду я больше с ним. Холодный, как лед. Как Облом. Классическое воплощение облома… Может, я не так сосу? Фу, какие глупости! Он делает мне одолжение. Удовлетворил свое любопытство и не хочет идти дальше, за новыми ощущениями. Всё, я на него обиделся! Не буду больше с ним разговаривать. Два дня работаю почти без еды. Кормит Мишка. В столовую не хожу — не хочу видеть. Хоть бы тебя выписали! Приходит сам. Говорит, что глупо на что-то обижаться. Умом я это понимаю. Вечером опять наматываем круги. Дом с классом обходим скорее из-за моего нежелания. Я не хочу ничего иметь с роботом.

Мышонок очень мил. Иногда рассказывает интересно. Да, мне хорошо с ним таким. Голубизну не трогаем. Анекдоты на эту тему кончились. Пытался я было выдумать парочку, да не получилось. И зачем? Вот он — анекдот ходячий. Близок хрен, да в рот не положишь!

Вечером в субботу мы опять оказались в классе. На улице было прохладно. „Не замерз твой хвостик, Мышонок? Давай, я его погрею“. Вот тебе новая нора, обильно смоченная слюной. Мне почему-то больно. Я мысленно сравниваю свою дырку с футболистом, который в ожидании важного матча просто „перегорел“. Ему опять приходится кончать мне в рот. Оба знаем, что это в последний раз. Больше этого не будет. Потому что этого не может быть никогда.

Воскресенье я провел в кровати. Отчасти простыл, отчасти всё надоело. Аппетит вновь пришел во время еды. Кто бы мог подумать, что моя судьба так счастливо сложится? Хвала Богу и спасибо Мишке! Бегал бы я сейчас за водкой вместо Ростика или что-нибудь в этом роде. Именно в то воскресенье я понял, что вряд ли выдержал бы выходки „стариков“. Этот груз слишком сильно давит. Постоянно быть начеку, ждать ударов исподтишка… Да еще эти дегенераты командиры. Ни одного человека! А здесь — уже ставшие родными Семён с Мишкой. И отчего же тогда хандра? Ладно, завтра не буду.

Завтра было так же. И послезавтра тоже. Мишка привел показать Сергея. Это наш новый коллега. Будет помогать нам с технической стороны. Это не конкурент, значит, я могу поваляться еще, ссылаясь на вновь выдуманные болезни.

Назавтра случилось выздоровление. Почти чудо! В отделении появился новый доктор. Мой доктор. Только мой. Сашка ворвался в мою уже ставшую скучной жизнь как смерч, ногой открыв дверь палаты. Я дремал. Очнулся от стука. Он не мог открыть иначе. В одной руке — ведро, в другой — тряпка и бутылочка. Он пришел мыть окна. Я видел его раньше, но не мог вспомнить, где и когда. Я видел его в своих снах. Кроме того, он здесь лежал однажды. Выписали его три недели назад, а сейчас обратно стало плохо. И вот он здесь. Я язвительно спросил, неужели в этом возрасте взаправду может болеть сердце. Или он такой же, как и я? Откровенность моя Сашку слегка смутила. Конечно, и он слегка преувеличивает степень своих недугов, но только чуть-чуть. Он углубился в работу. Проворные руки заскользили по стеклу. Выглянувшее солнце осветило его прекрасную фигуру. Среднего роста, волосы ежиком. Беленький. Губки слегка пухлые. Носик — просто обворожительный. Щурится от отражения. Я тоже прищуриваюсь, закрываю глаза. Страшно! Сейчас открою — а его нет. Вдруг это действительно видение? Приоткрываю один глаз. Здесь! Переходит на второе окно. Грациозно вскакивает на подоконник. Христосе, я же люблю его! Да, это Он! Это Его я ждал. Это в ожидании Его была такая депрессия. Я чувствовал Его приближение. Я вижу Его, такого реального. Это Он, очищающий окно от пыли со старых отставных мешков, приносит свет. Я готов целовать эти руки. Я готов опуститься перед Ним на колени в самом грязном и вонючем клозете. Я готов на всё ради одной только Его милой улыбки… Бред! Всё — бред. Иду курить…

…и возвращаюсь, не докурив половины. Надо говорить! Хоть что-нибудь! Мысли проносятся мимо головы. Я молчу и смотрю на Него. „Скажи, ну отколи что-нибудь смешное, ты же хочешь видеть, как Он смеется“, — твержу себе почти вслух. Но молчу. Боюсь, что не получится. Нет, просто не могу ничего сказать. Не нахожу ничего лучшего, как притвориться спящим. Засыпающим, которому мешает шум, издаваемый Им. Вскоре Он уходит.

Я не могу представить его в военной форме. Слишком детским кажется его лицо. Детским и светлым. Совсем не для армии. Самый красивый солдатик в моей жизни…

Слоняюсь по коридору, пытаясь узнать, в какой палате он обитает. Явно не в солдатской — та вчера была переполнена, а сегодня никого не выписывали. По дороге попадается Мыш. Недовольства не выказывает, но особенно и не льнет ко мне. Скорее из вежливости осведомляется, где я пропадал. „Депрессия, — говорю. — И деградация“. „Отчего же?“ „Влюбился. Да нет, не пугайся — не в тебя. Спятил, что ли? И не в девочку. Хуже…“ Обалдевший, смотрит на меня, а я тут же добавляю: „В ребенка“. „Разыгрываешь?“ „Да нет. Может, ты видел в нашем отделении мальчишку с детским лицом?“ Боже, Мыш его знает! Более того, он лежит в соседней с ним палате. „Мышонок, лапочка, познакомься с ним! А потом и меня познакомь. Ну, пожалуйста!“ Кажется, Мышонок ревнует. Говорит, что не будет потакать моим пидовским козням. „Ну почему сразу пидовским? Я просто хочу с ним подружиться. Через неделю у меня день рождения. Это будет лучшим твоим подарком“. Он соглашается, и мы расходимся.