Интриганы - [50]

Таким образом, теперь девица, как и планировал Мак, связалась с Леонардом. Надо отдать ему должное, подумал я. Он был последовательным, можно сказать, даже справедливым. Как и его дочь, он не позволил поддаться нежным чувствам к члену своей семьи. Он использовал ее слабые стороны (сама Марта, возможно, считает их сильными) так же, как использовал бы слабости любого работающего на него агента. И если это казалось слишком уж бессердечным — что ж, я напомнил себе, что никто не заставлял девчонку снимать трубку и делать иудин звонок. Мак просто предвидел такой поворот событий и устроил все так, чтобы извлечь из этого максимальную пользу. Кажется, в общих чертах я понял, какой план созрел в его изощренном, комбинационном, чуждом сантиментов мозгу...

Я почувствовал легкое прикосновение к голове и понял, что меня целуют.

— Дорогой, я не хотела заставлять тебя ждать, — извинилась Марта.

— Ты отстала только на одну чашку кофе, — я встал и придвинул ей стол.

Сегодня на ней был простой желтовато-коричневый брючный костюм с короткими рукавами. Марта сняла парик, и ветер перебирал ее короткие каштановые волосы. Опустившись на стул, она улыбнулась мне и выглядела при этом такой юной и по-детски невинной, что мне стало тепло. Она была слишком хороша, чтобы быть настоящей. Это была уверенная улыбка Маты Хари, а не застенчивое, неуверенное выражение, подходящее относительно неопытной девушке, которая обнаружила себя в постели с человеком, который ей не особенно нравился, и она не очень понимает, как это все же случилось.

— С возвращением, мисс Борден, — сказал я, присаживаясь напротив.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, тут была роскошная блондинистая самозванка... — Марта быстро рассмеялась:

— А, эта бродяга! Я, право, не знаю, что мужчины в ней находят, мистер Хелм. Такая вульгарная особа, вам не кажется?

Она была слишком возбуждена, напряженна и весела, забыв, что Марта Борден по сути своей была мягкое босоногое дитя природы. Вместо этого Марта сейчас старательно придерживалась имиджа неотразимой роковой женщины, которая смогла обвести даже такого опасного типа, как я, вокруг своего загорелого пальчика.

Этой же ночью, в нескольких стах милях восточнее, в Монтгомери, штат Алабама, она угостила меня своей версией соблазна при помощи прозрачной черной ночной рубашки. Это неплохо, но я видел и лучшее исполнение.

На следующие сутки мы прибыли в Раболо Айленд далеко за полночь и слишком усталые, чтобы играть в фальшивые любовные игры. Утром мы отправились к Хэнку Присту.

Глава 21

Мы спустили лодку на воду в маленьком морском клубе рядом с колоритным и бесформенным старым домом на берегу. Аппарель для спуска лодки была покрыта самым скользким ковром из зеленых водорослей, какой я когда-либо видел. Погода была ясная и безветренная. Морской клуб находился на широком водном пространстве, собственно говоря, это была часть фарватера, проходящего вдоль восточного побережья штата Флорида, но казалось, что водные протоки простираются почти в каждом направлении. На западе через промежуток между островом Робало и следующим к северу островом можно было видеть океан — или, если быть точным, Мексиканский залив. Повторяю, я достаточно далекий от моря человек, чтобы любое озеро, другого берега которого я не вижу, казалось мне океаном.

Мощный двигатель завелся с пол-оборота. Я оставил его прогреваться на холостом ходу и отогнал машину и прицеп обратно на стоянку. Вернувшись пешком на пристань, я увидел, что Марта сняла брючный костюм и облекла свое тело в нескромное бикини с белыми и голубыми полосками. Она прогрессирует, подумал я кисло. Сначала она соблазнила меня полностью одетой, потом перешла к полупрозрачной ночной сорочке, а от нее — к паре крохотных кусочков полосатой материи. Полная нагота была совсем рядом. Я прямо не мог дождаться.

— Каким путем пойдем? — спросил я. — Ты сказала, что его загородный дом на воде, не так ли?

— Да, конечно. Он остался сзади, вниз по фарватеру в миле или двух. Помнишь, я показывала тебе проход, когда мы проезжали мимо вчера вечером. — Она поколебалась. — Но, может быть, будет не так заметно, если мы обойдем вокруг острова и подплывем с другой стороны. И потом, еще довольно рано. Дядя Хэнк, возможно, еще не проснулся. Если мы немного подождем, то он, может быть, будет делать что-нибудь на лодке внизу у причала; он проводит так большую часть времени, когда не занимается политикой.

— Дядя Хэнк, — задумчиво повторил я. — Ты не говорила мне, что он твой дядя.

— Он и не дядя. И тетя Франсис мне тоже не тетя. Я просто называю их так. Они папочкины старые друзья, и мы часто у них бывали, особенно после того, как умерла мама.

— На рыбалке. Ты говорила.

— Да, дядя Хэнк установил на лодке специальный радиотелефон, чтобы папа мог поддерживать связь со своим офисом даже на воде.

Я никогда не думал о Маке как о спортсмене и даже как о человеке, у которого есть друзья вне службы. Я обнаружил, что испытываю странное чувство ревности. Приводила в замешательство мысль, что властный седой человек, чьи приказы я выполнял большую часть своей взрослой жизни, имел привычку потихоньку сматываться из Вашингтона половить рыбу со старым другом. Если уж на то пошло, я тоже никогда не думал о Маке как о родителе, хотя и знал, что он участвовал в производстве ребенка женского пола. Для меня он всегда был голосом в телефоне либо лицом на фоне яркого окна. Я не был уверен, что я бы не предпочел, чтобы он таким и оставался.