Интимный портрет дождя, или Личная жизнь писательницы - [16]

- Девушка, да вы возьмите яблоки, а то уборщица заберет.

- Ой, спасибо! – обрадовалась я и быстро собрала остатки пира, заодно и недоеденные бутерброды прихватила. Потом стала искать свое пальто, но его завалили альманахами, с трудом вытащила. Принялась встряхивать и медленно надевать, с сожалением поглядывая на Андрея, который мне нравился все больше. Как бы невзначай я прошлась возле него, но он – ноль вниманья, и я поняла: не судьба. И тут одна из поэтесс (кажется, это была Дубовицкая, впрочем, точно не помню, но огромнейшее ей спасибо!) вдруг говорит:

- Андрей, помоги девушке одеться, и проводи ее.

- А как же вы, я обещал вас подвезти?

«Ого, у него не только крутой мобильник, но и машина есть!» - подумала я.

- Поедем на метро, нам надо пообщаться, - сказала эта добрая фея.

Андрей подал мне пальто.

У крыльца ждала черная машина (она показалась мне чем-то вроде кареты), за рулем – шофер с внешностью итальянского мафиози (ого, наверно телохранитель! – ахнула я, и стала гадать, кто же этот загадочный Андрей. Фантазия разыгралась вовсю).

- Куда пойдем? – скромно спросил он. – На банкете были одни закуски.

- Ну, тут рядом ресторан в ЦДЛ, это через дорогу. Но там теперь очень дорого, там для иностранцев. Раньше, при советской власти, мы там свои книги «обмывали», а теперь все «прихватизировал» лакей Алешечкин. Он теперь хозяин. А нам остался лишь подвальчик внизу под туалетом. Можно пойти в подвальчик.

- Нет, зачем, пойдем в ресторан, - сказал Андрей.

- Там жутко дорого.

- Не проблема.

И вот мы в итальянском зале, одни (там такие цены, что даже иностранцы уже не заглядывают). Я сижу напротив Андрея, гляжу в его отчаянно синие глаза, и от смущенья тыкаю вилкой мимо еды. Я пьянею от синевы его глаз и говорю всякую чушь. Я рассказываю, как нелепо в своем новом романе описала боулинг (я его обозвала «бойлинг»), о котором представления не имела, но тем не менее знала, что это неотъемлемая часть жизни «новых русских». Андрей сказал:

- Хочешь, заглянем в боулинг-клуб.

И мы поехали. Он стал учить меня играть. Я погрузила пальцы в отверстия тяжелого шара, размахнулась, и… промазала. Вернее, шар очень медленно покатился по дорожке, и замер на полпути. А промазала я уже с третьего раза. Следующим ударом я разбила ворота, и ему пришлось платить штраф. И мы поехали в другой боулинг-клуб. Там шары были разного веса, я взяла легкие, и все получилось. Это было потрясающе! Один раз я даже сбила все кегли! Игра так заводит, такой класс! Но дорого. Поэтому меня удивило, что там, в основном, молодежь. Такая богатая молодежь! Во всех боулингах юнцы и девчушки в джинсах.

Вскоре у меня появился компьютер. Потом мы съездили и купили компьютерный стол. И я «дожала» свой «Капкан на тень луны». И потом была издана его первая часть, (книга первая), и я получила гонорар (смехотворный по нынешним временам - 200 долларов, за большую книгу, но «нераскрученным» авторам больше не платят). И была презентация на ВВЦ ВДНХ. А в Московской Писательской Организации мне дали за роман премию Золотое Перо Московии первой степени. Это было в четверг. И я написала стих «Пророчество»:

Все плохое увязло в барханах песочных часов,

Все хорошее будет сбываться в четверг и субботу,

Ясноглазая девочка дверь заперла на засов,

Чтобы больше сюда не вошли холода и заботы.

И однажды зимой принесут золотистый жасмин

В розоватом кашпо, весь в цветах, как волшебную сказку,

И поставят на ярко пылающий новый камин…

Это только начало пророчества, только завязка.

Я их теперь уже на дискетах приносила в журнал «Поэзия», свои стихи. Главный редактор «Поэзии», талантливый и строгий, порой даже жесткий, поэт и прозаик Лев Котюков однажды (это было в прошлом веке) сам попросил мои стихи – удивительно! Печататься в его журнале – большая честь. До этого я никому стихи не показывала, писала «в стол», считая себя только прозаиком. Но с тех пор стала постоянным автором журнала. Хорошие стихи рождаются или от полной безнадеги, или от большого счастья. А мне повезло – у меня и то и другое сразу!

В голову лезут разрозненные воспоминания. Когда Андрей меня обнял, я поняла, что такое Каменный Гость. Внутри меня что-то пискнуло, дыханье перехватило, и я стала терять сознанье. Он испуганно разжал руки и спросил:

- Что такое?

- Нечеловеческая сила, - сказала я. – Так не бывает, вообще-то. Ты качок?

- Был когда-то, - ответил он.

VII.. Не грусти, гад ползучий

А еще вспомнилось, как в начале 90-х я продавала своего «Гада ползучего», и все западали на самый первый рассказ, (он дал название сборнику) видимо, потому, что там много автобиографических моментов. Когда я, до этого, принесла рассказ в только что созданный журнал «Московский Вестник», зав.прозой взревновал (знаете, что такое творческая ревность? Весьма ядовитая штука) и возопил:

- Конечно, о себе писать легко!

- Да я не о себе вовсе.

- Нет, о себе, видно же, это мемуары, а мы мемуары не берем!

Сказано это было в таком запале, что я сразу же выскочила за дверь, и больше туда не ходила. Я потом долго носила горечь в душе. Правда, спустя годы все забылось, и я стала иногда заглядывать в редакцию, просто так, попить чаю с Гусевым. Правда, Владимир Иванович пил не чай, а водку, уважал он этот напиток, за столом собирались друзья и авторы. Но я автором не была, не хотелось.