Интимный дневник «подчиненной». Реальные «50 оттенков» - [74]

Я была так сосредоточена на острой боли в сосках, быстро ставшей центром моего мира, что забыла о ложке. И тут он ударил ею. Он бил меня по груди руками и раньше, но сейчас, после того, как он искусал ее, было особенно больно. Приступы боли накатывали один за другим, как волны, бьющиеся у меня в голове. В тот момент весь мир состоял только из этого звука и боли в сосках.

До того момента, как он ударил меня деревянной ложкой между ног.

Я кричала и не могла остановиться. Тишина после моих пронзительных криков ощущалась столь же остро, как и сам крик. Было тихо, глаза мои были полны слез, раздавались только звуки моего неровного дыхания. Он не спросил, в порядке ли я. Только пристально посмотрел на меня, глядя в глаза, которые сверкнули в ответ. В тот момент я испытывала ярость не только по отношению к нему, причинившему мне столько муки, но и к себе, поскольку, несмотря ни на что, я страстно этого желала. После нескольких секунд, когда он увидел, что хотел, что-то изменилось.

Он придвинулся ближе – я закрыла глаза, не в силах видеть, как он нанесет второй удар. Несомненно, все это означало, что я не была готова к нему. Звук удара эхом раздался в комнате, и я испытала ни с чем не сравнимую боль. В подсознании прозвучал отчаянный крик – я не могла больше этого вынести, – но, прежде чем я смогла что-то сделать, чтобы остановить это (или остановить его, поскольку была близка к этому как никогда), обрушился третий удар… Каждая частичка моего существа была сосредоточена на мужчине, который стоял передо мной, и пыталась справиться с приступами боли, которую он мне причинял.

Обычно после нескольких ударов мое тело начинает привыкать к боли, принимая ее. Я все еще испытываю боль, несомненно, но что-то меняется в моем восприятии, и это начинает приносить немыслимое удовольствие. Но в этот раз ритмичные удары ложкой заставляли меня испытывать только боль, еще большую боль. Я тщетно попыталась соединить связанные ноги, чтобы прикрыться от ударов. Оставалось терпеть и надеяться на то, что удары прекратятся и я с этим справлюсь, не попросив его пощады и не разочаровав его и себя. Я не была уверена, смогу ли пройти через это, выдержать муки, не говоря уж о том, чтобы получить удовольствие. Но он придерживался иного мнения.

И установил мне срок.

Он заправил мне выбившуюся прядь волос за ухо и объяснил, что произойдет дальше. Мир на секунду перевернулся, когда я пыталась понять, что он говорит и чего от меня ждет.

– Дело в том, что ты становишься мокрой даже тогда, когда кричишь, рыдаешь и трясешься.

Я открыла рот, чтобы возразить, но, прежде чем я смогла заговорить, он прижал изогнутый конец ложки к моим губам. Я почувствовала вкус своих выделений, вспыхнула и закрыла глаза, не желая признавать предательство собственного тела. Когда он убрал ложку, я сжала дрожащие губы и проглотила возражение, решив проявить благоразумие вместо героизма и заткнуться.

– Думаю, если я буду тебя бить достаточно долго, ты сможешь кончить.

Глаза мои распахнулись – он улыбался, глядя на меня сверху вниз. Олицетворение самодовольства. Чем больше мы занимались играми, тем лучше он узнавал, на что я способна. Это было изумительно: когда он выталкивал меня за границы изведанного, я ощущала чувство полета. Однако в другие моменты, подобные этому, когда все в нем дышало высокомерием и он толкал меня в пропасть, я могла просто послать его подальше. Но тоненький голосок в моей голове, который с нетерпением ждал, когда это произойдет в следующий раз, заставлял меня молчать. Некоторое время.

– Итак, я устанавливаю срок. Определенное количество ударов, после которого ты должна кончить. Если не кончишь, я сделаю с тобой такое, что все, что было сегодня, покажется тебе пустяком. И если ты не сможешь, меня это не касается. Я кончу, потому что ты либо отсосешь, либо я тебя как следует оттрахаю.

Когда он выталкивал меня за границы изведанного, я ощущала чувство полета.

При этом он запустил руку мне между ног, что заставило меня выгнуться под ним настолько, насколько позволяли мои путы.

– А затем я накажу тебя так, что ты и представить не можешь. Ты будешь умолять меня, не зная, о чем ты просишь – остановиться или продолжать. Но я поимею тебя так, как хочу, сколько хочу, пока ты просто не захочешь уползти и прийти в себя. И поскольку в нашем распоряжении все выходные, это может длиться очень долго. Тебе ясно?

Я почувствовала спазм в желудке, возбуждение и, что смешно, прилив адреналина, который я испытывала каждый раз, получая задание. Да, я журналистка до мозга костей. И я уже хотела оргазма и была готова пройти испытание, каким бы оно ни было. Я смогу это сделать. Боль не продлится слишком долго. Мой голос был тих, но, как мне казалось, полон уверенности:

– Да, Господин.

– Хорошо. Поскольку мы не считали, будем думать, что ударов было двадцать. Звучит правдоподобно? Если мы дойдем до ста, думаю, это будет справедливо.

Меня захватил ритм. Даже несмотря на боль – и поверьте, таких мук я еще не испытывала никогда, – от завораживающего ритма по моему телу начало разливаться тепло. Он заставил меня считать удары и благодарить его, и наносил удары так быстро, что я, задыхаясь, пыталась произносить слова благодарности как можно быстрее, как только справлялась с болью. На 63-м ударе ощущения изменились. Он ударил меня столь же жестоко, но удар прозвучал так, словно ударили по мокрому. Это был звук, свидетельствующий о моем возбуждении. С каждым ударом это становилось все очевидней, и я в смятении закрыла глаза. Слезы боли по-прежнему струились из-под моих закрытых век, но влага на моих бедрах и заднице становилась все обильней, доказывая, что это заводит меня на клеточном уровне, хотя мой мозг говорил об обратном.